Все охотно согласились помочь науке, хотя один угрюмого вида парень и буркнул что-то насчет «подопытных кроликов», но остальные были даже польщены сравнением с космонавтами. В заключение Христина попросила подниматься к нам поочередно на сцену (я задернул занавес), а остальных заниматься своим привычным времяпрепровождением.
К сцене сразу выстроилась очередь — самых нетерпеливых и любопытных, но большинство, заняв очередь, шли играть в шахматы, просматривать журналы или газеты. Дружная компания уселась в углу и стала петь, довольно хорошо, видимо, это были хористы.
Карточки заполняла сама Христина, журнал — я, она диктовала мне скорость реакции на свет и звук, изменение частоты сердечных сокращений, температуру тела и так далее и тому подобное. Мы пропустили около половины присутствующих, когда в клуб вошла молодая женщина в легком черном пальто и черной фетровой шляпе с полями. Удивительно своеобразное лицо было у нее, не знаю, с кем сравнить: ни раньше, ни позже не встречал я такого лица, доброго и гордого одновременно, строптивого и задумчивого. Она вела за руку заплаканную Аленку, и я понял, что белочка умерла, и вдруг почему-то подумал, что мама Аленки и есть та женщина, о которой сочинил песню Женя Скоморохов.
Мы с Христиной кое-как успокоили Аленку, посадили ее возле себя, Маргарита поблагодарила нас за доброе отношение к ребенку и села неподалеку в кресло, которое ей уступил кто-то из парней. Обследовали еще несколько человек. Какая-то грузовая машина с урчанием подъехала к самым дверям, и через миниту-другую в клуб входил, широко улыбаясь, наш Женя.
Бурно встретили его все мостовики.
Женю окружили плотным кольцом, усадили, всучили ему гитару, и вот он уже пел. Так естественно держался, будто провел здесь весь вечер.
А дальше начались медицинские «несообразности». Христина хмурилась и бормотала, что «ничего не понимает» (я и подавно!). Приняв еще с десяток рабочих, она прекратила прием, посидела, задумавшись, а затем попросила подойти к ней еще раз лишь тех, кого она уже сегодня вечером принимала. Остальных она посмотрит завтра.
Все удивились, но (народ в мостоотряде дисциплинированный) послушно потянулись на осмотр по второму разу.
Женя было перестал петь, боясь помешать ей работать, но Христина попросила его развлекать их, как только может. И Женя развлекал.
Но сам он, по-моему, видел только Аленкину маму, Маргариту Турышеву. На нее смотрел, для нее пел. Я не ошибся. Не понимаю лишь одного: как я мог угадать?
— Женя, спой что-нибудь свое, что сам сочинил! — попросил его кто-то из «проходимцев».
И Женя пел им песню за песней. А я думал… о Маргарите и об Аленке.
Он рассказал- потом нам с Алешей их историю, и то, что я узнал, меня потрясло.
Аленка была племянницей Маргариты — дочерью ее младшей сестры. Ребенок был внебрачный, а сестренка Маргариты отнюдь не жаждала выступить в роли матери-одиночки.
Маргарите удалось как-то убедить сестру, обещав усыновить ребенка, прилив «позор» на себя. Теперь эта сестра вышла замуж, у нее двое детей, и она ни разу не поинтересовалась судьбой своего первенца. В тот вечер я ничего этого, естественно, еще не знал. Женя сказал, что будет ночевать у ребят в общежитии, а пока пошел провожать Маргариту с Аленкой. Мы с Христиной решили ночевать в нашем фургончике — там были две откидные полки, как в вагоне поезда.
Христина вскипятила чай на спиртовке, а я нарезал окорок, рыбу, сыр и «Алешин хлеб».
За чаем веселая раскрасневшаяся Христина рассказала, как ее поразили данные обследования одних и тех же людей в один и тот же вечер, до приезда Жени и с появлением Жени. Меня это весьма заинтересовало, хотя я не сразу раскумекал, в чем тут дело, но Христина разъяснила мне.
— Ты, наверное, заметил: я каждого спрашивала, сколько лет он живет на Крайнем Севере? Еще студенткой я обратила внимание: у вполне здоровых людей, долго проработавших на Севере, наблюдается необщительность, отсутствие свойственной молодежи жизнерадостности, внезапные необоснованные вспышки гнева, просто по пустякам. Это влияние Севера на характер человека.
— На всех?!
— Нет, не на всех, но на многих. Но Север влияет и физически: пульс, давление, частота сердечных сокращений и тому подобное.
— В какую сторону влияет?
— Пульс замедленный, давление пониженное, движение словно при несколько замедленной кинематографической съемке… И вдруг является Женя. И… все физиологические функции выравниваются, возвращаются к норме. Бее повеселели, взбодрились, чувствуют себя превосходно. Один и тот же человек — ты пойми! Тонна таблеток не принесла бы столько пользы, как появление этого веселого парня.
— В мостоотряде ни разу не побывал театр? — спросил я.
— Вот именно, ни разу. Кино два раза в неделю — нет своего киномеханика, один на три стройки. Черт те что! Обязательно поговорю с Виринеей Егоровной. Пусть хоть театр приезжает.
Ночью, после чая, когда мы лежали уже на своих полках, я спросил Христину, где она познакомилась с моим отцом. Она охотно рассказала:
— В экспедиции. Самыми первыми забрасываются на вертолете изыскатели, геодезисты и представители санитарной инспекции. Я оказалась в отряде, начальником которого был Андрей Николаевич. Надо было определить места будущих поселков. Будущих! А пока, кроме медвежьих троп, ничего не было. Так уставали, что даже палатки были не в силах ставить. Спали у костра в спальных мешках. Андрей Николаевич умел как-то подбодрить, поддержать, помочь товарищу.
