Позывные Зурбагана - [32]

И хотя хлеб этот пошел в продажу под названием «флотский», он уже через неделю стал известен как «Алешин хлеб». Я сам слышал, как соседка кричала с балкона дочке: «Хлеб бери только «Алешин»! Слышишь? Если «Алешин хлеб» еще не привезли, то подожди».

А еще через недельку Алеша нашел себе второго помощника. Вернее, тот сам нашел Алешу. Случилось это так. Мы шли с моим другом по набережной Космонавтов, а за нами бежал какой-то парень и вопил:

— Косолапов! Косолапое!

Мы остановились, и парень с размаха бросился обнимать Алешу.

— Косолапов! Леша!

— Попов! Миша! Они расцеловались.

— Вместе учились, — пояснил мне Алеша.

— Ты не знаешь, какой он — Леша Косолапов, — заявил мне Миша проникновенно. — Мы его больше учителей слушались. Больше всех его любили. За то, что он добрый, умный. Ласковый, как родной брат. Всегда поможет товарищу. Я после школы больше не учился, на мебельной фабрике работал. Хорошо работал. Меня в пример ставили.

— Как ты сюда попал, Миша? — спросил Алеша, ласково положив ему руку на плечо.

Лицо Попова омрачилось.

— Да вот на БАМ приехал, но с работой не получается, не знаю, кому теперь жаловаться… куда идти, как быть.

— А зачем жаловаться? Ты работу ищешь? Тебе пока все равно какую?

— Ну да…

— Иди ко мне в пекарню. Будешь моим помощником.

— Твоим… помощником?! Ура!

От радости Попов сорвал с головы кепку и подбросил ее в воздух.

Я представил, как будет реагировать на нового жильца Женя, и невольно улыбнулся. Но, к моему удивлению, Попов в жилье не нуждался.

— Квартира у меня уже есть, — гордо сообщил он. — Нашел одну старушку. То есть она меня нашла. Сама предложила квартиру, согласилась подождать с оплатой, пока я устроюсь на работу. Хорошая старушка. У нее здесь собственный домик и немая внучка. Такая хорошая девушка, — только молчит и улыбается. Добрая, отзывчивая.

Алеша тут же повел Попова оформляться на работу в пекарню.

Виталий отчаянно боялся, что его будут «тягать» в милицию, но все оказалось не так страшно. Повестку явиться в районный отдел внутренних дел получили все, кто был свидетелем гибели товарищей Виталия на «Ча-ча-ча», даже отец и капитан «Баклана».

Все мы рассказали, кто что видел. Тела парней не нашли, остатков лодки тоже, хотя водолазы тщательно прощупали дно и берега того залива. Байкал впервые показал нам свое коварство.

— Куда подевались трупы? — поражался молодой следователь, допрашивающий нас.

Вызывали и в городскую прокуратуру, но на том дело и кончилось.

Байкальские ветры, особенно такие, как горная, ежегодно уносят десятки людей, и никто не знает, где их искать. К зиме вызовы в милицию прекратились: дело закрыли. Виталий спасся, что называется, чудом и теперь боялся Байкала панически.

Глава седьмая ХРИСТИНА ДАЛЬ

В пекарне больше во мне не нуждались, пора было подумать о собственном устройстве.

Прежде всего я решил получить права на вождение машины. Экзамен я сдал успешно, инспектор даже меня похвалил. Получив права, я еще недели две стажировался, затем оформился на автобазе у Кузькина. Мне дали грузовик (не самый новый), а фургончик потребуется Христине три-четыре раза в месяц.

Выехали мы с ней ранним прохладным утром первого сентября — по ночам уже выпадали заморозки. Ребятишки с букетами скромных северных цветов, а то и просто осенних пламенеющих листьев стекались отовсюду в школу, довольные, веселые и горластые.

Мы направлялись на строительство моста через Ыйдыгу. Слава об Алешином пахучем и вкусном хлебе дошла и до этого мостоотряда. Они сделали заказ, и начальник автобазы Кузькин попросил меня «подкинуть» им хлеб.

Улыбающийся, польщенный Алеша и его новый усердный подручный Миша Попов погрузили мне хлеб. Кузькин заверил меня, что заблудиться невозможно. Дорога одна, и далеко от Ыйдыги не отходит.

И вот я самостоятельно веду фургончик. Рядом сидит Христина и что-то тихонько напевает без слов. В автобусе хлеб, медикаменты, приборы, книги из передвижной библиотеки.

Дорога бежит назад с сопки на сопку, иногда петляет, углубляясь в темную, пахнущую прелью и хвоей тайгу или поднимаясь на вершину каменистого перевала, откуда открывается огромный неоглядный мир, полный воздуха и света. И вдруг ветровалы, сухостой, обнаженные черные осыпи — следы пожарищ (туристы проникли и сюда). Река то скрывалась в чащобе, то подходила вплотную к дороге.

Вода в Ыйдыге глубока, но так чиста и прозрачна, что виден каждый камушек, каждая ракушка на песчаном дне. И текла река широко и привольно. Будто не вода, а воздух. На ней только еще собирались строить медно-химический комбинат.

Над Ыйдыгой еще висят, как вата, клочья тумана, в них ныряют с криком сизые чайки. На одной из сопок Христина схватилась за бинокль.

— Андрюша, смотри — олень!

Я остановил машину. По склону горы — между нами глубокий, узкий распадок — поднимался марал с огромными, ветвистыми рогами. Он тоже остановился и смотрел на нас с явным любопытством, круто изогнув шею. Затем метнулся и исчез в зарослях кедрового стланика.

— Красивый зверь! — с восхищением заметил я, берясь за баранку.

И снова бежит дорога, все больше вверх, будто мы взбираемся на небо. Перед глазами все цвета радуги: синева неба и реки, белизна облаков и снега на далеких хребтах, золотые кроны лиственниц, темная зелень пихт и кедра, ядовито-зеленые мхи, багряные продолговатые листья кипрея, желтым пламенем полыхают соцветия пижмы, листья карликовых берез и розовые, серые, красноватые скалы.