Позволяю любить - [2]

…В ту минуту, когда беззаботная ватага переступила порог Аниной квартиры, сама хозяйка пребывала в «общей» комнате, смотрела телевизор. На шумную компанию она не обратила внимания, по крайней мере довольно удачно изобразила равнодушие по отношению к такому несвоевременному, казалось бы, действу, как явление полудюжины насквозь промокших, суетливых и, в общем, беспардонных персонажей. Один вон уже бесцеремонно обследует недра холодильника (пиво, что ли, ищет?), второй никак не вспомнит, что, приходя в чужое жилище, следует разуваться, третий, вернее, третья, не успев войти, оккупировала санузел…

Лучше всех настроение своей сестры могла определить, пожалуй, только Катя, и по тому, как поспешила она пресечь распространение по квартире «мамаева нашествия», как оперативно затолкала к себе в комнату всех друзей, можно было сделать вывод: немного мы тут все-таки того… то есть не совсем того и не тогда… ну да чего теперь-то…

Несколько лет назад мама Ани и Кати второй раз вышла замуж. С новым «папой» они жили в «папиной» однокомнатной квартире. Нельзя сказать, что Катя мешала второму счастью мамы — никто, конечно, и в мыслях не держал намерение прогнать от себя девчонку. Но… Просто очень уж было там тесно и неудобно. В таком случае чего мучиться, спать на кухне и чувствовать себя хронически во всем виноватой, когда у старшей сестры зря пропадает столько свободного места? Аня в разводе, у нее все-таки три комнаты… И уж тем более что Аня сама предложила Кате жить у нее. Даже не предложила — просто заявила:

— Собирай вещи — и ко мне.

Сейчас, когда друзей удалось более или менее локализовать, Катя пошла к сестре в комнату; выглядело это, признаться, так, словно младшая сестра решила потихонечку испросить у старшей прощения за свою бестактность; Антон снова поймал себя на мысли, что Катя немного опасается. Она побаивается Анну, но не так, скажем, как некоторые боятся родителей — Антон, например, до сих пор с содроганием вспоминает, как холодел при виде снимаемого отцом ремня. А у Кати с Аней — по-особенному. Аня — строгая, и Катя страшится показаться в ее глазах безответственным ребенком.

Антон присвистнул от удовольствия. Эк ловко он распознал суть взаимоотношений двух сестер, одна из которых (Антон вспыхнул) была такой… такой… ну, короче, он был бы не против, если бы Аню, например, назначили его классной руководительницей, вот! Или, еще лучше, если бы он, Антон, внезапно серьезно заболел, а она, Аня, записалась бы к нему домашним лечащим врачом. Она ведь медик, эта Аня, хирург Анна Сергеевна, ведущий специалист центральной городской клиники…

— Твоя сестра, она что же, сопливых детишек лечит? — Это Жека, словно подслушав мысли Антона, подал голос. — Наверное, пугает их всякими прививками, ума вставляет, какие памперсы покупать… — С какой-то пошлой издевкой он это выговорил, словно делать прививки детям по его разумению так же престижно, как мыть лестницу в подъезде.

Антон только сейчас обнаружил, насколько неприятный у Жеки голосок, с какой блатной хриплой ленцой прокатывается в горле его приятеля некая сальная шелудивость.

— Не угадал, — серьезно ответила Катя. Конечно, она приняла во внимание и тон вопроса, и нескрываемый подтекст. — Анна Сергеевна — уважаемый врач, детский хирург. — Она так и аттестовала сестру: Анна Сергеевна. Здорово! Молодчина Катька! — Кстати, именно тебе я ее очень рекомендую: когда памперс нечаянно натрет тебе ножку, она, если пожелает, сделает тебе ампутацию под наркозом. Зачем тебе лишняя нога, Жека, если у тебя язык до пола? С его помощью ты ведь можешь сигать через заборы!

Все дружно засмеялись. Слова, конечно, Катя подобрала очень жестокие, и силу удара она, возможно, не рассчитала, но Антон вдруг почувствовал необъяснимую гордость за сестер. Правильно! Так и надо учить нахалов!

А Жека, смотрите-ка, сразу поутих — вспомнил, во-первых, у кого в гостях находится, а во-вторых, пусть не упускает из виду, что это не кому-нибудь, а ему лично, «сопливому», и не кто-нибудь, а Анна Сергеевна удалила в прошлом году аппендикс.

А в-третьих — просто пусть не зарывается.

— Между прочим, — вставила Ирка, — Анна наверняка очень неплохо смотрится со скальпелем в руке. — Ей явно понравилась шуточка про язык. — Смотри, она ведь и язык тебе отрежет. Запросто! А потом скажет, что так и было. Хотя без языка ты, конечно, сразу затеряешься в социуме.

— Ну все, все, хорош. — Жека аж засопел от неудовольствия: слишком уж пристальное внимание привлек он к себе своей выходкой. — Я вовсе не хотел ничего на Аню… на Анну Сергеевну, да, подумать… всего лишь спросил… — Он явно начал жалеть, что ребята пришли сюда; подумаешь, дождь — будто никогда под дождем не гуляли.

Не только Антон гордился Катей. Сама Катя в эту минуту гордилась своей Аней — это у нее на лице было написано — и, само собой, своим остроумием, способностью вот так радикально, без оглядки на дружбу, поставить наглеца на место и защитить тем самым любимую старшую.

Нет, тут не страх, сделал Антон очередной вывод. Уважение.

Как-то на общешкольном собрании хвалили Катино сочинение, оно называлось «Комната моей сестры». Директор тогда сказал, что по тому характеру, с каким написано было сочинение, можно заочно почувствовать, каков человек, которому выпало в этой комнате жить. А выбор именно сестриной комнаты свидетельствует о непререкаемом авторитете Ани в Катиных глазах.