Бруно закончил, объявив:
— Дивизионный сказал мне, что мои успехи, конечно, сильно помогут мне в продвижении по службе… Да, и вы знаете? Он еще добавил, что, устранив, хоть и случайно, такого опасного преступника, как Боканьяно, дедушка очень помог правосудию и стал своего рода героем!
Старик выпятил грудь и подчеркнул:
— Я вам этого никогда не говорил, но… я убил этого Боканьяно не случайно… я даже думаю, что сделал это нарочно…
Элуа с трудом выносил то, что он оказался обделенным в этой раздаче лавров, которая без него вообще не могла бы и состояться. В конце концов он не выдержал:
— Ну, отец, не говори ерунды!
Старик очень болезненно это воспринял и, поднявшись, объявил перед собравшейся семьей:
— Обидно, однако, когда ты герой, слышать, как твой собственный сын разговаривает с тобой в таком тоне! Я иду спать!
— Без ужина?
Он поколебался секунду, но самолюбие оказалось сильнее.
— Да, пойду без ужина.
Все поняли наконец, что он не на шутку рассердился. Только Фелиси, витающая в своих мыслях, ничего не заметила. Желая разрядить атмосферу, Селестина подошла к мужу и положила ему руку на плечо:
— Ну, Элуа… Почему ты не признаешься, что гордишься своим сыном?
— Я не могу гордиться полицейским!
— Даже если этот полицейский лучше всех остальных?
Маспи, казалось, был тронут.
— Возможно, это несколько меняет дело…
Селестина стала настаивать, хотя и немного неуклюже:
— Бруно — больше не позор, а честь семьи!
Элуа заартачился:
— А я, кто я такой?
— Ты? Ты — Маспи Великий!
Это было произнесено с такой нежностью в голосе, с такой негой во взгляде, что Элуа совсем растрогался. Так как он действительно был великим, он ограничился тем, что отметил:
— Да, это правда.
Селестина, Бруно, бабушка и Пимпренетта расцеловали его, и, чтобы спрятать свое волнение, Маспи проговорил:
— Во всех семьях есть что-то такое, что нужно скрывать… У нас это будет то, что мой сын стал полицейским. Но, благодарение Богу, этот стыд в каком-то смысле может обернуться почетом… при некоторых обстоятельствах… Договоримся, что это несчастный случай, который не повторится… Пимпренетта, обещай мне, что твои сыновья никогда не будут полицейскими!
Прежде чем девушка нашлась, что ответить, Фелиси с горящими глазами и щеками встала на колени перед отцом.
— Папа, мне нужно тебе сказать…
— Что, моя голубка?
— Я хочу выйти замуж.
— Ого! И она тоже!.. Ты об этом догадывалась, Селестина?
— Немного…
— Так, так… Секреты, тайны? И как же зовут того, кто надеется украсть мою дочь?
— Жером…
— А чем он занимается в жизни, этот юноша, у которого есть только имя?
— Он инспектор полиции.
Селестина едва успела оторвать пуговицу на воротнике рубашки у мужа с тем, чтобы Маспи Великого не хватил апоплексический удар.
