Позор семьи - [52]

Он вздохнул.

— Бедный Луи… Он в глубине души не был таким уж плохим…

Поддавшись его влиянию, она подтвердила:

— Конечно!

— Мадам, вам, наверное, пришлось много видеть, слышать, и вы знаете, что такое жизнь…

Она вздохнула полной грудью, которая, впрочем, явно никогда у нее не была полной, и испустила вздох, выражающий усталость человека, для кого превратности судьбы не были секретом.

— Это правда… да, я намыкалась!

— Вы не узнаете ничего нового, если я вам скажу, что у моего кузена были довольно оригинальные взгляды на то, что вы и я называем порядочностью.

Она стыдливо опустила глаза:

— Вообще-то я хотела сказать… но потом, его смерть. Разве это была смерть честного человека, а?

— Увы!.. Только я, я ведь чиновник, состою на государственной службе… И будет не совсем удобно, если кто-нибудь заподозрит, что я — кузен Боканьяно… Поэтому в случае, если полиция придет сюда… то сделайте милость, не рассказывайте о моем визите. Договорились?

Несколько новых банкнот окончательно развеяли возможные сомнения хозяйки, которая поклялась всеми святыми, всеми небожителями, что она скорее предпочтет быть изрубленной на кусочки, чем доставит хотя бы малейшее беспокойство такому воспитанному и благородному человеку.

Вернувшись на улицу Лонг-де-Капюсин, очень довольный тем, что избавился от беспокойного груза, Элуа увидел Пимпренетту, которую Селестина утешала, как могла. И прежде чем ее муж успел войти в квартиру, Селестина крикнула ему:

— Дьедонне пропал!

С видом человека, которого никакая новость не может застать врасплох, Маспи потребовал деталей и приложил усилия, чтобы успокоить девушку. Он заверил ее, что ее отец уже в таком возрасте, когда люди знают, что они делают. Немного позже явился Бруно и постарался отвлечь Пимпренетту от мрачных мыслей, сжимая ее в своих объятиях. Подали аперитив, и, воспользовавшись паузой в разговоре, Элуа небрежно бросил:

— Ну, и как все эти истории с убийствами? Что-нибудь у вас там в полиции прояснилось с ними?

Несчастный Бруно был вынужден признать, что топчется на месте, как и его коллега Ратьер, и это не поднимает настроение у дивизионного комиссара. Не глядя на сына, Маспи заметил:

— Я, конечно, не полицейский, но все же…

— Все же… что?

— У меня сложилось впечатление… Как бы это сказать?.. Что вы ищете не в том направлении.

— Ты говоришь так, потому что хочешь мне что-то предложить, да?

— Я? Откуда я могу что-нибудь знать об этом грозном деле? Но это не мешает мне размышлять… и на вашем бы месте… но в конце концов вы специалисты.

— Нет, нет, скажи, что ты думаешь?

— По-моему, если ты хочешь это знать, мой мальчик, убийцу вы найдете в окружении Салисето!

— Боканьяно мертв, а Бастелика в тюрьме.

— Последнего вы схватили, а вот первого дедушка прикончил уже после убийства Итальяшки.

— Но мы раскопали все их дела!

— Видишь ли, Бруно, люди, подобные этим двоим, имеют надежные тайники почти по всему Марселю… И вот, не далее как вчера, я встретил Тони… Он все никак не успокоится по поводу смерти Боканьяно… Когда мы разговаривали, он мне сказал, что Луи снимал комнату на улице Мариньяк, дом 254… ну вот! Можешь верить мне или нет, но я об этом даже и не подозревал.

— Мы тоже!

Элуа, вновь став Маспи Великим, усмехнулся, прежде чем сказать:

— Ну, ты меня удивляешь…

Укладываясь спать этим вечером, Маспи думал о том, какой вид будет у Тони, когда он узнает, что его помощник скрыл от него такой куш, обладая которым после смерти Луи, он мог бы жить припеваючи, и никто бы его ни в чем не заподозрил. Он лишится спокойствия до конца своих дней. Отличная месть за полученную пощечину… Он заснул с легкой душой и радостью на сердце.

Дивизионный комиссар Мурато пережил самое сильное потрясение за все годы работы, когда инспектор Бруно Маспи вытряхнул ему на стол содержимое небольшой холщовой сумки, из которой дождем посыпались драгоценные камни. Он посмотрел на эти украшения, поднял глаза на своего подчиненного и пробормотал:

— Это?..

— Да, патрон… Драгоценности Томазо Ланчиано!

— Вот как! Где они были?

— В комнате, которую снимал Луи Боканьяно на улице Мариньян.

— И… это он был убийцей, которого мы ищем?

— Без всякого сомнения!

— Вы объясните мне в подробностях, как пришли к цели, мой мальчик, но сначала я хочу вам сказать, что горжусь вами, как раньше Пишеранд… Чисто случайно убив Боканьяно, ваш дедушка отомстил, сам того не зная, за нашего друга и избавил государство от расходов на судебный процесс… Семья Маспи оказала большую услугу правосудию!

Как и предполагал Элуа, Тони Салисето слег в постель, когда узнал, что полиция обнаружила драгоценности Итальянца в комнате у Боканьяно. И именно в постели его арестовал комиссар Мурато, обвиняя в сообщничестве с убийцей. Чтобы снять с себя подозрения в этом убийстве, Корсиканец признался в ограблении ювелирного магазина на улице Парадиз и был вынужден присоединиться к Бастелика и Ипполиту в Бометте.

Селестина сияла. Она испытывала удовлетворение мамы-квочки, собравшей вокруг себя своих цыплят. Цыплят и… старого петуха-мужа. Бруно пришел рассказать своим родителям, как прекрасно справился с проблемой, над которой долгое время бились сыщики Национальной Безопасности. Он притянул к себе Пимпренетту, дедушка и бабушка бросали взгляды, в которых Селестина с радостью заметила гордость. А Фелиси с улыбкой на губах была явно где-то далеко от улицы Лонг-де-Капюсин. Элуа же сделал вид, будто слушает рассказ сына, на самом деле не особенно вникая в то, что тот говорил. Селестина даже подумала, а не завидует ли ее муж успеху сына.