Познер о «Познере» - [74]

В. ПОЗНЕР: Вам понравилась его игра?

П. ЛУНГИН: Мне необыкновенно понравилась. Вообще, для меня это было открытие совершенно другого типа актера. И я думаю, что ему понравилось. Он же всегда играл талант, ум, говорунов, остроумных. А здесь надо было промолчать целый фильм — это же потрясающе! По-моему, вообще невозможно. Он практически весь фильм молчит, и мы только видим глаза, то, как он вбирает в себя эту боль и как в нем постепенно вызревает эта невозможность жить, как человек принимает решение: «Лучше уйти из этого мира, попытавшись остановить беду, чем продолжать самодовольно жить». И он это сделал так убедительно — я просто восхищен.

В. ПОЗНЕР: Вопрос особенно важный, учитывая то внимание, которое сейчас уделяется истории: «Меня зовут Екатерина Полукарова. Павел Семенович, история государства Российского в разных источниках представлена по-разному. Хотелось бы узнать, какими источниками пользовались вы и насколько точно вы донесли до зрителя историческую информацию?»

П. ЛУНГИН: Действительно, в России история переписывалась. Кто-то сказал: «Нет ничего более непредсказуемого, чем русская история». Я, конечно, читал и Ключевского, и Соловьева, и Карамзина. Много вышло книг новых, очень интересных. Сейчас вокруг Грозного происходит такой идеологический спор — о будущем России, как ни странно. Я читал книгу Волонихина, нашего блестящего ученого. Я читал Скрынникова. В серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Грозного в авторстве нашего крупнейшего специалиста, уже не помню фамилию. Но главное, я много читал воспоминаний того времени. Опубликованы воспоминания немецкого опричника Генриха Штадлера (которого мы видим в фильме). Волосы встают дыбом. Вскрылись английские архивы — англичане спустя пятьсот лет опубликовали переписку Грозного с королевой Елизаветой. И тут обнаружились совсем невероятные вещи. Он, женатый, я не помню, четвертым или пятым браком, звал ее выйти за него замуж! Она ему вежливо отказала.

В. ПОЗНЕР: А воспоминания россиян вы читали?

П. ЛУНГИН: Конечно, огромное количество! Я знаю множество конкретных вещей. Например, про воеводу, который пел трое суток на колу, чтобы показать, что дух его не сломлен. Или про князя Воротынского, крупнейшего русского полководца, который разбил Девлет-Гирея. Пока Грозный ходил в Новгород и шел обратно, этот Девлет-Гирей, крымский хан, — никто не знает об этом — брал Москву, сжег ее. Сгорел тогда и опричный дворец — так, кстати, опричнина и закончилась, Грозный счел, что это знамение Божие. Когда Филипп ему говорил: «Отмени опричнину», он не соглашался. Но когда татары сожгли опричный дворец, царь ее потом, естественно, отменил и уничтожил всех опричников сам. А князь Воротынский блестяще разбил Девлет-Гирея недалеко от Москвы, когда тот подошел во второй раз. Ликование народа было столь велико, что Грозный подумал-подумал и сжег его. Вернее, не сжег, а поджарил. Князь был привязан к бревну и медленно живьем зажарен целиком между двух медленных огней — так было написано. Я очень рекомендую вам книгу Дворкина «Грозный как еретический тип». Там все замечательно показано. Автор — профессор Свято-Тихоновского института, он сейчас стал большим специалистом по сектам, но он глубоко изучал Грозного. В книге есть письма, покаяния — их у Грозного множество было. Грозный был талантливым литератором, очень любил писать, у него блестящее перо. Видно, что он умнее Курбского, он искусно ему отвечал. И покаяния изумительные. Вы их можете услышать в фильме. Вообще надо сказать, что в фильме Грозный практически говорит цитатами из самого себя.

В. ПОЗНЕР: Сергей Сергеевич Шадрин спрашивает: «Считаете ли вы себя отчасти продолжателем кинематографической традиции, заложенной Тарковским в фильме «Андрей Рублев»?»

П. ЛУНГИН: Это очень лестное для меня сравнение. Я люблю Тарковского. И если Сергей Сергеевич считает, что я хоть как-то продолжаю его традиции, то я счастлив.

В. ПОЗНЕР: Дмитрий Цветков спрашивает: «Если бы была возможность работать с актером или актрисой из любого времени, кого вы пригласили бы?»

П. ЛУНГИН: Вы знаете, на эти роли — никого другого. Для них есть Мамонов и Янковский.

В. ПОЗНЕР: Ульяна Иванова: «Что для вас искупление? Прощение человека, которого ты предал? Или достаточно найти компромисс со своей совестью, попросить у священника отпущения грехов, нищему копеечку подать?»

П. ЛУНГИН: Конечно, если у человека возможен компромисс с самим собой, то это не искупление. Совесть, отличающая нас от животных, для того и дана, чтобы жить в нас, и не смолкать, и грызть вечно. Искуплением, наверное, может быть только какая-то внутренняя перемена себя. Когда ты начинаешь переделывать себя, тогда можно сказать, что ты глубоко прочувствовал.

В. ПОЗНЕР: Наталья спрашивает: «Вы верующий человек? Вы верите в Бога?»

П. ЛУНГИН: Верую, да. Но вообще считаю, что это интимный вопрос.

В. ПОЗНЕР: Я тоже. Жанна Мухамедьярова спрашивает: «Что вы хотели бы изменить в стране и в обществе, если коротко?»

П. ЛУНГИН: Если бы я был, так сказать, демиургом, я начинал бы менять, как ни странно, не сверху, а снизу. Мне кажется, главное, что стоит у нас на пути к построению нового общества и новой жизни, — это старые мифы и злые, глупые сказки о том, что Россия не может жить свободно, о том, что ей нужен кнут, и о том, что ей нужна тирания. Нужно, чтобы эти мифы ушли. Мы видим, как они появляются у нас на глазах. Я уже говорил, что Россия мыслит мифами. Допустим, миф о том, что Запад смертельно ненавидит нас, — старый, причем со времен Ивана Грозного. Но он наполняется новыми соками, как будто Западу нечего делать, как только день и ночь ненавидеть нас. Возникает еще один миф, новый — о том, что было прекрасное, могучее, богатое, счастливое государство СССР, но пришли плохие Горбачев и Ельцин и развалили этот волшебный мир. Люди мыслят в категориях каких-то выдуманных конструкций, видимо, утешающих их по-своему. Хватит, пора перестать себя утешать, надо делать и больше читать историю.