Познавший гармонию - [4]

Игнорировав обязательную для пассажиров круизного судна программу с экскурсиями и посещением музеев, я следовал своей собственной. За несколько часов до отплытия теплохода, не удержавшись, заглянул в Чигоринский клуб.

«Двери-то какие обшарпанные, когда ремонт делать будем?.. Видите: иностранец пришел…» – сказал, войдя в знакомые с детства стены. История обросла подробностями. Потом рассказывали, что Сосонко, тайком приехав в Ленинград, обещал выделить десять тысяч долларов на ремонт клуба.

«Слышал, слышал, Г., про ваш набег в Питер, – улыбаясь, говорил Смыслов, когда мы месяц спустя встретились на турнире в Тилбурге. Выговаривал по-отечески: – на проскок пошел? Совсем голову потерял?»

Играли мы в пятом туре, все наши партии раньше кончились вничью, какие и без игры. Смыслов пассивно разыграл дебют, и с каждым ходом мое преимущество увеличивалось. Когда позиция черных стала совсем проигранной, он, приподнявшись на стуле, протянул руку и торжественно произнес: «Радуйтесь, Г., но не гордитесь. Я не могу играть против своих друзей!»

Ворчал и дулся на меня весь следующий день: «Этот? Да он родного отца за пятьсот долларов прирежет, а не то что десять тысяч кому-нибудь пожертвует. Жди от него…» Но потом всё вошло в привычную колею: каждодневные прогулки по окрестностям деревушки под Тилбургом, где жили участники турнира, и длинные-длинные разговоры обо всем.

Эту партию Смыслов не забыл и через два года в том же Тилбурге взял реванш. Играл он с большим воодушевлением, и я вспомнил Таля, заметившего, как «ввинчивает» в таких случаях фигуры в доску Василий Васильевич.

Самое главное начало Христа – кротость – была ему совсем не свойственна. Да и дело его жизни – шахматы – плохо совмещалось с всепрощенчеством. Пусть застал я его уже на излете карьеры, посадка В.В. за доской, походка, весь внешний облик свидетельствовали о внутренней собранности, решимости и даже жесткости во время игры. Нет сомнения, что в молодые годы всё это присутствовало в еще большей степени. Да и то: без этих качеств невозможно было добиться таких успехов, каких добился он.

Стиль имел очень прозрачный, считался замечательным мастером эндшпиля. Один из сильнейших гроссмейстеров Запада восьмидесятых годов Ян Тимман, воспитанный на партиях Ботвинника, сказал однажды, что идеальным в шахматах считает стиль другого чемпиона мира – Смыслова: оригинальная стратегическая линия, ясность в игре и виртуозное ведение эндшпиля.

И, конечно, – динамика. Он мгновенно реагировал на перемену обстановки на доске и тактику видел превосходно. Однажды после выигранной им каким-то тактическом выпадом партии у Пахмана (Амстердам 1994), я начал приговаривать: «Это Смыслов – мастер эндшпиля? Позиционный игрок, говорите? Да он на ловушки играет, вот его кредо».

Было видно, В.В. нравится моя ёрническая канонада. Поддакивал, улыбаясь: «Вот именно! Ловушечник и тактичар! Верно, Г., говорите… Лихим кавалерийским наскоком! На том и стоим!»

Однажды рассказал ему о модной теории: чтобы добиться успеха в какой-либо деятельности, надо посвятить работе десять тысяч часов. «Десять тысяч часов, говорите? Не знаю, не знаю, но шахматами я занимался в детстве много, очень много. Не считал, конечно, но мог просидеть за доской часов восемь, а то и дольше. Алехин, Капабланка, Тарраш, Нимцович. У отца в библиотеке примерно сотня шахматных книг в наличии было, вот их все и изучил. А Тарраша вы, кстати, читали? Это потом Тарраш у нас в немилость впал, у нас ведь многие в немилость впадали, вот и Тарраш впал, а так “Современная шахматная партия” – книга отличная. Очень доступно излагал всё Тарраш. Не читали? Очень советую, никогда не поздно… Может звучит нескромно, но когда читал я книги эти, было у меня чувство, что всё это мне уже знакомо. В шахматах мне не нужен был никакой Карузо, чтобы давать советы.

А первый турнир сыграл я в 35-м году в летнем павильоне Парка Горького, было мне четырнадцать лет… А так – родитель мой меня дома выдерживал. Поначалу без ладьи играл, а потом дядя мой Кирилл Осипович, шахматист второй категории, со мной матч сыграл и получил я от него книгу Алехина “Мои лучшие партии”. И надписал дядя Кирилл – “Победителю в матче, будущему чемпиону мира Васе Смыслову. 29 мая 1928 года”. Книга эта до сих пор у меня хранится…»

* * *

В нем, как во многих русских людях, было заметно с одной стороны – преклонение перед иностранным, восхищение качеством, обслуживанием в ресторане, сервисом, вообще отношениями между людьми, с другой – ироническое, порой и презрительное подтрунивание над всем этим.

Чувства, на первый взгляд противоположные, а на самом деле очень легко уживающиеся друг с другом. Они имели место быть в России в разные исторические времена, нередко и с перекосом в ту или иную сторону; можно заметить их и сегодня.

Войдя однажды в большой магазин на торговой улице Амстердама и увидев платья и блузки различных фасонов и расцветок, комментировал: «А ситцы те французские, собачьей кровью крашены…»

Легко объяснимый синдром покупок был у всех, приезжавших из Советского Союза, но у Смыслова был рецидив этого синдрома: обмен только что купленной вещи. После осмотра обновки, когда и всестороннего обсуждения ее с коллегами, на следующий день торжественно нес покупку в магазин для обмена или возврата денег.