Пожиратели звезд - [4]
По прибытии в аэропорт не было никаких обычных формальностей; миссионера с подчеркнутым уважением проводили к предоставленному в его распоряжение «кадиллаку». Он заметил, что многим из пассажиров – в том числе и кубинскому «супермену» – были оказаны те же почести: их ожидали точно такие же «кадиллаки» с одетыми в военную форму шоферами.
Его попутчик оказался милейшим человеком – очень худой и высокий, с соломенного цвета волосами, бледно-голубыми веселыми глазами, длинной шеей, громадным адамовым яблоком, острыми чертами живого, ироничного лица, в котором было что-то по-лошадиному некрасивое, но дружелюбное и симпатичное; спутник представился: он был датчанином, звали его Агге Ольсен, приехал из Копенгагена. Они немного поговорили об этом красивом и таком чистеньком городе, где д-р Хорват побывал однажды. Проповедник заметил у ног своего соседа довольно большую коробку, весьма странную по своей форме: она напоминала одновременно и скрипичный футляр и гроб; коробка занимала много места, и лучше было бы поместить ее в багажник – так было бы удобнее всем. С ними ехал и молодой кубинец, скромно занявший место рядом с водителем.
Аэропорт находился в добром часе езды от столицы; со всех сторон видны были вулканы – одна из основных достопримечательностей страны, привлекавшая сюда туристов; внезапно д-ра Хорвата охватило какое-то гнетущее чувство, вроде бы даже и дышать стало трудно.
Им овладела странная, непривычная тоска, постепенно переходящая в какое-то поистине паническое чувство. От накатившей на него нервозности – связанной, безусловно, с перепадом высоты и клаустрофобией – он избавился без труда; однако не так просто оказалось поддерживать при этом разговор с любезным датчанином – тот, похоже, не испытывал ни малейшего недомогания; машина ехала более чем на высокой скорости; движения сидевшего за рулем индейца были резкими; общеизвестно, что из этих людей получаются самые опасные в мире водители. Они находились на высоте двух тысяч семисот метров над уровнем моря – его предупреждали, что в подобных случаях следует избегать любых излишних физических усилий; впрочем, величие пейзажа, словно напоминавшего о каком-то чудовищном катаклизме, более чем компенсировало всякие неприятные ощущения. Местность была черной, иссохшей, с бриллиантовыми изломами окаменелой лавы, щетинилась исполинскими кактусами в белых и красных цветах, из которых ему был знаком лишь аризонский двухметровый кактус-свеча.
Насколько хватало глаз, черные конусы вулканов следовали один за другим, располагаясь так симметрично, что зрелище это наводило на мысль о какой-то очень продуманной и точной схеме божественного происхождения; этот пейзаж д-р Хорват знал по фотографиям «Национального географического журнала», постоянным подписчиком которого был; но в реальном, физическом присутствии этих чудовищ – мертвых и в то же время до странного живых, закаменевших в своем черном гневе – так что скалы казались невсегда застывшими последними гримасами ненависти извергшихся недр, – крылась некая геологическая мощь, порождавшая мысли о невесть каком ужасном королевстве, упрятанном во чреве земли. Солнце, опустившееся за вершины гор, заливало небо своеобразным, каким-то ледяным свечением, отталкивающим человеческий взгляд, как какую-нибудь нечисть; д-р Хорват в свое время пролетал над горной цепью Анд, но такой картины катастрофы, словно скованной вечностью в самом своем разгаре, ему никогда еще не доводилось увидеть. Столица много раз подвергалась разрушению вследствие землетрясений и извержений вулканов; во время извержения 1781 года вице-король Санчес Доминго, направлявшийся в Гватемалу, был поглощен лавой почти со всей своей свитой, состоявшей из священников-иезуитов, солдат, комедиантов и карликовшутов; рассказ одного из немногих оставшихся в живых, отца Доменико, доносит до нас сведения о том, что найти удалось лишь тела «девицы Розиты Лопес, комедиантки, ведшей не праведную жизнь, и горбатого карлика Камило Альвареса, в своих остротах не щадившего даже Всевышнего – что ясно доказывает не божественное, а дьявольское происхождение катастрофы». Однако сей славный иезуит почему-то не вдается в размышления о том, какая же сила уберегла его самого. Последнее землетрясение, происшедшее в 1917 году, было менее страшным – уцелела добрая треть населения. Теперь прямо перед собой д-р Хорват видел вулкан, учинивший столько бед, и хотя, по единодушному мнению геологов, он давно потух, миссионер не мог избавиться от мысли о том, что выглядит вулкан далеко не лучшим образом. Его зубчатая заснеженная вершина, казалось, все еще скалится в угрожающей застывшей гримасе; но, безусловно, следовало учитывать, что значительную роль в этом играло воображение. Вулкан с неприятным упорством вновь и вновь появлялся на каждом повороте дороги; за ним была скрыта столица; долина расширялась, почти отвесные склоны по обеим сторонам шоссе постепенно отступали, машина вырвалась на просторное многокилометровое скалистое плато, залитое черной лавой, на котором то тут, то там виднелись хижины того же цвета, построенные все из того же прокаленного камня, окруженные хилым кустарником и плантациями кактусов; из них крестьяне извлекают peyotl – наркотик, ставший для них единственным источником и дохода, и забвения. Асфальтированное шоссе было превосходного качества и в прекрасном состоянии. В «кадиллаке» работал кондиционер. Нагромождение камней на плато наводило на мысль о каком-то невероятном камнепаде прямо с неба. Справа, еще совсем близко, на расстоянии каких-нибудь нескольких сот метров, виднелись склоны вулкана; ощетинившиеся колючками карликовые кактусы, так называемые desgigos, извивались желтыми и зелеными щупальцами, словно шкура, снятая с боков изуродованных скал; д-р Хорват пришел к выводу, что нечасто ему случалось видеть пейзаж менее христианский и что, наверное, все это иссохшее, каменистое и пыльное пространство, на котором солнце выжгло то, что пощадила лава, буквально кишит змеями.
Пронзительный роман-автобиография об отношениях матери и сына, о крепости подлинных человеческих чувств.Перевод с французского Елены Погожевой.
Середина двадцатого века. Фоско Дзага — старик. Ему двести лет или около того. Он не умрет, пока не родится человек, способный любить так же, как он. Все начинается в восемнадцатом столетии, когда семья магов-итальянцев Дзага приезжает в Россию и появляется при дворе Екатерины Великой...
Роман «Корни неба» – наиболее известное произведение выдающегося французского писателя русского происхождения Ромена Гари (1914–1980). Первый французский «экологический» роман, принесший своему автору в 1956 году Гонкуровскую премию, вводит читателя в мир постоянных масок Р. Гари: безумцы, террористы, проститутки, журналисты, политики… И над всем этим трагическим балаганом XX века звучит пронзительная по своей чистоте мелодия – уверенность Р. Гари в том, что человек заслуживает уважения.
Ромен Гари (1914-1980) - известнейший французский писатель, русский по происхождению, участник Сопротивления, личный друг Шарля де Голля, крупный дипломат. Написав почти три десятка романов, Гари прославился как создатель самой нашумевшей и трагической литературной мистификации XX века, перевоплотившись в Эмиля Ажара и став таким образом единственным дважды лауреатом Гонкуровской премии."... Я должна тебя оставить. Придет другая, и это буду я. Иди к ней, найди ее, подари ей то, что я оставляю тебе, это должно остаться..." Повествование о подлинной любви и о высшей верности, возможной только тогда, когда отсутствие любви становится равным отсутствию жизни: таков "Свет женщины", роман, в котором осень человека становится его второй весной.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.