Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [80]
Непросто описать, но что-то в Сейсо Хошияме отличало его от других: хладнокровие и самостоятельность, граничащие с полной оторванностью от общества.
– Однажды он вернулся после каникул с наручными часами, кажется, «ролекс», которые хотел продать. По его словам, он купил их в Гонконге, что нас, мальчишек, очень впечатлило. Импортные часы, заграничные поездки – мы о таком даже не мечтали.
Хошияма хорошо говорил по-английски и делал большие успехи в музыке – по крайней мере, для ушей неискушенных подростков в Кэйо.
– Он превосходно пел, – вспоминал Акимото. – Осенью у нас в школе намечался праздник, и мы решили устроить выступление музыкальной группы, а также продавать «кока-колу» и немного подзаработать. Хошияма отвечал за вокал. Он исполнил композицию Тома Джонса, и получилось великолепно! Точь-в-точь Том Джонс, его резкие движения бедрами и пластика в целом. Не помню, какую песню пел Сейсо, – не «Делайлу», а другую. На нем была рубашка с длинными рукавами, красивая такая, из черного атласа или шелка. Потрясающий наряд. Раньше он не носил таких броских вещей, но обладал своим стилем и выглядел прекрасно.
И все же стать настоящим другом Хошиямы Акимото не удалось. В Сейсо ощущалась некая пустота, будто под многообещающей внешностью пряталась душа, которой недоставало человечности, – если она там вообще была.
– Когда я согласился с вами встретиться, я много думал о том, каким был Сейсо, – признался мне Акимото. – Это очень трудно выразить. Он выстроил стену между собой и другими людьми и никогда по-настоящему не понимал одноклассников. Каждый делится чувствами с друзьями, находит нечто общее, открывается в общении, даже если речь идет о любви к мотоциклам «хонда» или другой чепухе. С Хошиямой у нас такого не было. Если он хотел подружиться с одноклассником, то говорил: «Он клевый парень», – но даже не пытался заглянуть глубже, узнать характер человека. Слишком уж материалист; с ним не возникало неуловимого единения, когда действительно общаешься с человеком по душам. Его интересовали только собственные желания, и никаких компромиссов. Ни до, ни после мне не встречались подобные люди. Я сохранял определенную дистанцию и наблюдал за ним. По-моему, в его душе вообще не было места для настоящего друга. Я до сих пор так считаю.
Больше всего в Сейсо поражала уверенность в обращении с девушками.
– Он часто сам ездил развлечься в Дзиюгаоку и Иокогаму, – вспоминал Акимото. – В Иокогаме работала знаменитая дискотека, куда он часто заглядывал. Мальчишки нашего возраста обычно ходили туда вдвоем или втроем, но никогда поодиночке. А Хошияма не боялся гулять один. Он вел себя как взрослый, флиртовал как взрослый, и это очень впечатляло. Как-то на третьем году старшей школы он сообщил мне: «У меня свидание с девушкой. Показать ее фото?» Я посмотрел: они сидели вместе в дорогом ресторане в пригороде, куда школьники и не подумали бы сунуться. А он запросто появился там, да еще в белом костюме. Рядом стоял огромный букет цветов. Девушку – наполовину японку, наполовину европейку – звали Бетти. Думаю, Сейсо был настроен очень серьезно, но она его бросила, как он со слезами рассказывал по телефону нашему общему другу. Бетти сказала: «Когда станешь зрелым мужчиной, я вернусь». Он считал себя недостаточно зрелым, но твердо решил таким стать. Так что человеческие чувства у Хошиямы все-таки были. Он умел любить по-настоящему.
В школе при университете Кэйо учились несколько корейцев и китайцев. Но никто из одноклассников, по крайней мере опрошенных мною, даже не догадывался, что Сейсо Хошияма дзаинити. Никто не видел его родителей, братьев или друзей детства из Осаки. И никто не слышал о происшествии, ставшем, возможно, одним из самых тяжелых испытаний в жизни юного Сейсо, – о внезапной смерти его отца Ким Кё Хака в 1969 году при невыясненных обстоятельствах.
Джордж О'Хара
Вместо полицейского участка Азабу, где подозреваемого допросили бы в обычном порядке, детективы инспектора Удо отвезли Ёдзи Обару в похожую на крепость штаб-квартиру токийской полиции в Касумигасэки, квартале японской администрации. Неподалеку располагались Министерства финансов, иностранных дел и юстиции; на двух с половиной квадратных километрах разместилось самое большое скопление государственных институтов в стране. В течение нескольких часов после ареста Обары сотни офицеров с ордерами на обыск ворвались в двадцать объектов недвижимости задержанного по всей Японии. Среди них были однокомнатная квартира среди пальм Дзуси-Марины в комплексе Блю-Си-Абурацубо, где когда-то лежала мертвая собака; квартира неподалеку от Роппонги, где арестовали Ёдзи, и особняк в Дэнъэнтёфу. Вертолеты японских телевизионщиков кружили над стратегическими точками, пытаясь заглянуть за полицейский кордон. Они снимали, как собаки-ищейки что-то вынюхивают, а полицейские в комбинезонах перекапывают землю вокруг зданий. Сутки напролет полицейские автофургоны сновали туда и обратно, привозя улики: инструменты, одежду, записные книжки, пачки документов, катушки с пленкой, видео- и аудиокассеты, фотографии, различные бутылки с жидкостью и пакетики с порошком. Их отправляли в хранилище в Касумигасэки, где сам Удо руководил процессом их анализа.
