Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [67]

– Они спрашивали о том, где мы были и что делали, выпытывали малейшие подробности о Люси, причем с тех времен, когда мы еще не приехали в Японию, – рассказывала Луиза. – Меня поражала их работоспособность. Офицеров интересовало буквально всё: родимое пятно у Люси на бедре, здоровье в юности, ее и мои бойфренды и друзья, наши соседи по дому, каждый посетитель клуба, татуировки клиентов. Вопросы повторялись снова и снова, день за днем.

Немного смущенно полицейские поинтересовались, связывали ли девушек лесбийские отношения (Луиза только посмеялась над их предположением). Из нее вытягивали подробности сексуальной жизни Люси: отношения со Скоттом, как часто они проводили ночь вместе и как предохранялись.

– Они почти неделю допытывались, был ли у Люси когда-нибудь хламидиоз, – жаловалась Луиза. – Я так и не поняла зачем. Некоторые вопросы выглядели случайными, и беседы растягивались на долгие часы.

– О Луизе у меня сложилось хорошее впечатление, – сообщил мне инспектор Мацумото. – И все равно приходилось учитывать все возможные сценарии. А что, если она участвовала в заговоре против подруги? Предположим, девушки влюбились в одного мужчину, и Луиза, желая его заполучить, избавилась от Люси. Или убила ее, чтобы украсть деньги.

Следователи выдвигали самые дикие версии.

– Сотрудники клубов поговаривали, что Люси могла бежать в Северную Корею либо шпионить для них, – объяснял Мацумото. – Однако мы не стали уделять этой линии большое внимание, потому что особых денег у пропавшей не водилось. – По его словам, вопрос о возможном участии наркотиков разрешился быстро. – Судя по цвету лица и состоянию здоровья, Филлипс не употребляла наркотики. Ведь она общалась с нами много часов подряд. Ни худобы, ни быстрого утомления, ни сыпи вокруг рта, которая встречается у наркоманов, – никаких подобных признаков.

Другими словами, наркоманы непременно тощие, мертвенно-бледные и слюнявые. Подобным образом о воздействии запрещенных препаратов могла бы рассуждать старая дева, но из уст уважаемого детектива это звучало до смешного наивно, как признак простодушия японской полиции и ее оторванности от жизни. Здесь настолько редко сталкивалась с серьезными преступлениями, что даже не умели их распознавать.

Детективы, которые пришли на смену Мацумото, не отличались таким простодушием. Однажды, придя в комнату для допросов, Луиза увидела на столе дневник Люси. Рядом лежал перевод текста на японский.

– Доброе утро, Луиза-сан, – начал детектив и взял документы со стола. – Вы или Люси принимали наркотики в Японии?

– Нет-нет, никогда! – Филлипс отрицательно затрясла головой.

– Вы уверены? – уточнил детектив, листая дневник.

– Конечно уверена. Никогда.

Большую часть времени полиция скрывала недоверие к Луизе; казалось, что долгие допросы связаны лишь с искренним старанием, а не с подозрениями. Но теперь атмосфера накалилась.

Детектив спросил Луизу:

– Почему Люси написала в своем дневнике про «вечную охоту на музыку, открытки и „колеса“»?

Луиза лихорадочно соображала.

– Я подумала: «Если они сочтут ее наркоманкой, будет еще хуже». Поэтому сказала: «Ну, она искала парацетамол или нурофен, что-нибудь в этом роде».

– Так вы не принимали нелегальные наркотики в Японии? – переспросил детектив.

– Нет-нет.

– Вы абсолютно уверены?

– Да.

– Луиза, у вас на лбу написано: «Я вру».

– Он не ошибся, – призналась мне Луиза. – И я рассказала им всю историю без прикрас.

По стандартам многих двадцатилетних британок, ничего особенного не происходило.

– Понимаете, вокруг было полно наркотиков, но мы и правда ими не увлекались, – уверяла Луиза. – Однажды соседи попробовали галлюциногенные грибы, но нам обеим идея не понравилась. Люси заявила: «Тер петь не могу всякие глюки и потерю контроля».

Девушки не хранили марихуану, но прикладывались к косякам, которые передавали по кругу в гостиной Сасаки-хауса. Филлипс также призналась, что они принимали экстази в клубах Роппонги: Луиза дважды (в частности, по случаю драки в «Дип блю»), Люси – всего один раз. Они собирались купить еще вечером первого июля, но вечеринка так и не состоялась.

В обычных обстоятельствах подобное признание от иностранки в Японии привело бы к изрядным проблемам: хранение экстази, даже в самых малых дозах для личного пользования, считалось серьезным правонарушением.

– Но я знала, что должна сказать правду, и все выложила, – говорила Луиза. – Когда, где и сколько. И в полиции отнеслись с пониманием. Найти Люси было важнее. Они так усердно работали, сутки напролет. Я сама уходила поздно, а детективы задерживались еще на пару часов. Двоим полицейских даже пришлось взять отгул из-за переутомления.

Пальмы у моря

Роппонги – по крайней мере, по части хостес и их клиентов – все равно что деревня. За два дня об исчезновении Люси услышал весь район. Через неделю о деле Блэкман кричали заголовки всех газет Британии и Японии. Еще через два дня появилось 30 тысяч объявлений о пропавшей без вести с ее портретом. По всему Токио – а также в Лондоне, Мельбурне, Тель-Авиве и Киеве – девушки, служившие хостес в Роппонги в настоящий момент или в прошлом, почувствовали то же, что и Кристабель Маккензи: они внезапно вспомнили о том, что пытались забыть. Клара из Канады, Изабель и Шармейн из Австралии, Роня из Израиля, американка Кэти, англичанка Лана и украинка Таня