Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [17]

Поведение Люси за несколько недель до отъезда в Японию удивляло всех, и чем ближе был день отъезда, тем больше девушка менялась.

– Она закрылась ото всех, по крайней мере от меня, – рассказывала Гейл Блэкман. – Под конец я почти ее не видела. Она совершенно переменилась, замкнулась в себе.

Дома Люси устроила генеральную весеннюю уборку, чересчур тщательную даже по ее высоким стандартам чистоты.

– Она прошлась везде, выносила на помойку огромные мусорные пакеты со старыми письмами, личными вещами, – рассказывала Джейн. – Выбросила много одежды. И не сказать, что Люси избавлялась от хлама, потому что в комнате у нее и без того царил порядок. Казалось, она уезжает не просто на несколько месяцев. Дочь вычистила комнату так, будто не собиралась возвращаться.

Если со старыми друзьями Люси теперь виделась реже, то родственников, с которыми раньше общалась довольно мало, – двоюродных братьев и сестер, тетушек и дядюшек, живущих в провинции, – стала навещать куда чаще.

– Она постоянно с кем-то встречалась, что меня удивляло, потому что раньше Люси так не делала, – призналась Софи. – Она очень старалась повидать до отъезда как можно больше родни. Если бы сестра вернулась, мы бы не усмотрели тут ничего такого. Но поскольку она пропала навсегда, теперь ее поведение кажется странным.

Среди тех, с кем Люси особенно искала встречи, был и ее отец. После развода с Джейн в 1995 году Тим Блэкман сошелся с Джозефиной Берр и переехал к ней. Джозефина, мать четверых подростков, тоже была в разводе и родилась там же, где и отец Люси, – в Райде на острове Уайт. В семью Тим больше не возвращался, но сохранял близкие отношения с младшей дочерью и сыном. В период особенно острых конфликтов с матерью Софи на некоторое время даже уехала к нему в Райд. И Тим регулярно наведывался в Кент, чтобы отвезти Руперта на регби или пообедать с ним в пабе. А вот с Люси он почти не встречался. Ответ на вопрос, почему так получилось, связан с негласным соперничеством Джейн и Тима за детей.

Джейн не сомневалась, что Люси сама решила выбрать ее сторону.

– Дочка очень разочаровалась в отце, – уверяла она. – Но я бы и не подумала препятствовать встречам бывшего мужа с детьми. Никогда. Ведь они и его дети. Люси решила не общаться с ним, но я никогда ей не запрещала его навещать. Да и как запретишь что-нибудь взрослой дочери – родителей слушаются только малыши. Люси не видела Тима несколько лет – потому что сама не хотела его видеть и злилась на него. Думаю, дело в том, что мы с ней были очень близки, она всегда меня поддерживала.

Люси, несомненно, осуждала отца, причинившего боль Джейн, – она так и говорила некоторым друзьям. Но Тим замечал и другие веяния.

– Нет смысла оправдываться или просить прощения у детей за свой поступок, – говорил он. – Они все равно не поймут, но скажу в свою защиту, что под конец был очень несчастлив с Джейн. Я надеялся, что время лечит и что в конце концов дети смягчаться и захотят общаться со мной. С Люси именно так и произошло. Пару раз она приезжала на рождественские каникулы и чтобы летом покататься на водных лыжах. Иногда я виделся с ней в Севеноуксе, так что о полном разрыве речь не шла. Но развод дался мне нелегко. В течение двух-трех лет увидеться с ней было очень трудно. Здесь вопрос сложный. Я прекрасно понимаю Джейн и знаю, как она умеет манипулировать людьми. И я на сто процентов уверен, что она резко отзывалась обо мне. В такой ситуации бывшая жена просто никак не могла обойтись без манипулирования. Например, Люси собиралась приехать ко мне на остров на выходные. Но подходил четверг – и вдруг она говорила, что приехать не получится. Я искренне верю, что чаще всего причиной служила семейная ситуация, из которой сложно вырваться. Люси играла непростую роль старшего ребенка, который поддерживает несчастную мать. И мной было легче пожертвовать. Дочь оказалась в тупике. И я могу ее понять, но от этого не менее больно.

Какое бы давление ни испытывала Люси со стороны родителей, неминуемый отъезд его ослабил. Джейн намекнула дочери, что стоит увидеться с отцом, и в середине апреля, в свой последний день в «Бритиш эйруэйз», Люси вернула форму стюардессы, а потом договорилась поужинать с отцом в пабе под Севеноуксом. За несколько дней до этого она послала ему текстовое сообщение. Тим долго хранил его после исчезновения Люси. Много позже, когда о Люси осталась только память, он переписал текст слово в слово на бумагу: «14.04.00 00:38 хххххххххххх доброе утро! мой замечательный папочка. Я тебя так люблю и никак не дождусь вторника, когда же увижу твое улыбающееся лицо, с любовью и обнимашками…лула хх».

Джейн всегда очень беспокоилась о детях, но ее тревога по поводу поездки Люси в Японию переросла в целую кампанию по срыву планов дочери, граничащую с безумием. В ход шли любые средства. Главной целью поездки Люси в Японию было выплатить долги – поэтому Джейн начала собирать вырезки из газет о проблемах японской экономики и «случайно» оставлять их на кровати Люси. Когда маневр не сработал, Джейн записала Люси на прием к медиуму, в надежде, что мудрость потустороннего мира поможет там, где не помогли материнские мольбы. (Люси отменила встречу.) Наконец, за несколько часов до рейса в Токио Джейн пошла на крайность – спрятала паспорт Люси. Руперт Блэкман вспоминал, как мать стояла на лестнице, размахивала паспортом и что-то кричала его сестре. Правда, вскоре она одумалась: