Пожиратели тьмы: Токийский кошмар - [18]

– Мне стало ясно: если я спрячу паспорт, дочь получит новый, но настроится против меня. А мне не хотелось, чтобы она ехала в Японию мне наперекор.

Вэл Берман раздражала суета Джейн.

– Не понимаю, почему ты так себя ведешь, – говорила она подруге. – Можно подумать, у тебя кто-то умер.

И Джейн ответила:

– У меня как раз такое чувство.

Конечно, Люси не перестала быть собой. В марте она воспользовалась возможностью полететь в качестве стюардессы в Сан-Паулу и провела там недельный отпуск с Сэм. Правда, она подхватила грипп и большую часть времени провалялась в гостиничном номере, но шопинг стал для девушки утешением. Когда лимит кредитки подошел к концу, Люси оплатила покупки картой «Американ экспресс», которую дал ей Джейми. Вскоре ее долг вырос еще на одну тысячу фунтов из-за покупки огромной железной кровати в «Маркс-энд-Спенсере». Впрочем, этот поступок, очень в духе Люси, убедил друзей, что девушка все-таки планирует вернуться из Токио.

– Она называла ее «ложем принцессы», – вспоминала Сэм. – Большая двуспальная кровать с металлическим каркасом, довольно старомодная, с чудесным толстым матрасом и красивым постельным бельем, которое отлично смотрелось. Когда Люси возвращалась домой, ей хотелось именно этого: нежиться в собственной кровати. Она все время твердила, что мечтает об уюте.

А вот о еще одном новом «приобретении», которое отчасти объясняло ее непривычное поведение, девушка предпочитала молчать. Алекс, молодой австралиец, работал барменом в пабе «Блэкбой». Ему было восемнадцать – на три года младше Люси. Она познакомилась с ним всего за месяц до поездки в Японию.

– Со своими курчавыми каштановыми волосами он напоминал серфингиста, – вспоминала Софи. – Такой привлекательный. Он очень нравился сестре, на самом деле нравился.

Даже через много лет после смерти Люси Джейми Гаскойн понятия не имел, что она бросила его ради нового парня; не знала об этом и их общая близкая подруга Сэм Берман.

Последняя ночь Люси в Британии – вторник, 2 мая, – тоже полна загадок. У близких друзей и членов семьи остались самые разные воспоминания о том, как и с кем она провела тот день. Тим Блэкман уверен, что тем вечером дочь была с ним: они ужинали в ресторане в Севеноуксе с Софи и Рупертом. Гейл Блэкман считает, что они с сестрой и Люси выпивали в пабе. Софи точно знает, что Люси провела большую часть вечера со своим новым парнем Алексом. Воспоминания Джейн о последних нескольких часах с дочерью смазались из-за сильного волнения, но в них точно нет ни Тима, ни Алекса. Лучше всех последнюю ночь запомнили Сэм Берман и ее мать Вэл. Обе ни капли не сомневались, что Люси была с ними.

– Она забежала в гости к моей матери, – рассказывала Сэм. – И больше всего нас поразило, что Люси не составила список дел, которые надо успеть сделать. Кое-какие вещички она сложила, но в остальном почти не подготовилась, хотя обычно собиралась заранее. А еще она немного грустила из-за отъезда, словно вообще не хотела никуда ехать. Вспоминала возможные минусы, а потом сама себе возражала и настраивалась на поездку. Будто до сих пор сомневалась, хотя идти на попятную уже было поздно. Думаю, беда в том, что она пообещала Луизе и не хотела ее подводить.

Вэл вспомнила, как Люси рассказывала о Джейн и атмосфере в доме.

– У них все постоянно кричали, – сокрушалась Вэл. – Кричали Джейн и Софи, Софи и Люси. Если бы она набралась терпения, через несколько лет все наладилось бы само собой и стало немного легче. Но в тот момент Люси исполняла роль взрослой при матери. Люси говорила мне, что Джейн очень давит на нее. Они спорили об отъезде, и, думаю, скандалы только добавили Люси решительности. Возможно, ей казалось, что у нее нет выхода, и Япония как раз представлялась хорошим решением… Ей нужно было передохнуть, пожить без Джейн.

По воспоминаниям Софи о том дне, вечером к ним заехал Алекс, и она оставила его с сестрой наедине.

– Оправившись спать, – рассказывала она, – я стала думать о том, что хочу сказать Люси до отъезда, и решила записать свои мысли. Начала составлять короткое прощальное письмо, а в итоге получилось серьезное послание. Я начала с того, как здорово расти под присмотром старшей сестры, которая всегда защитит и поможет в трудные периоды жизни. Записка превратилась в письмо на восемнадцати листах. Помню, я плакала, когда писала его, – не просто прослезилась, а прямо-таки рыдала. Страшно говорить, что я обращалась к ней будто в последний раз, но такова горькая правда. Сестра уезжала всего на три месяца, так бывало и раньше. Но когда я думаю о том письме, у меня перехватывает дыхание. Мне видится в нем что-то роковое. Когда Люси улетала по работе, мы тоже прощались, но строили дальнейшие планы. А вот когда она говорила о Японии, я не могла даже думать о будущем. Мне было трудно представить ее возвращение.

Рейс в Токио отправлялся в полдень. Еще до рассвета за Люси заехала мама Луизы Морин Филлипс, чтобы отвезти подруг в аэропорт Хитроу. Люси зашла в комнату Софи и в темноте поцеловала ее на прощание.

– Сестра вручила мне открытку, – вспоминала она, – а я дала ей свое письмо и попросила: «Не вскрывай, пока не сядешь в самолет». Она прилегла ко мне на кровать и обняла меня. Мы обе чуть не плакали. Потом настало время расставаться. Я сказала: «Люблю тебя», и сестра ушла.