Пожиратели логоса - [29]

— Помогите! Помогите, кто-нибудь! — заорал что есть мочи, Теофил, вцепившись в рукав серого пальто. За спиной торопливо зашуршало и что-то тяжелое опустилось на его затылок…

15

В детстве Филя любил болеть у бабушки. Тогда он лежал на огромном зеленом диване, закутанный до ушей, заваленный книгами и глотал чай с малиной. Мешал лишь компресс. Если ангина — укутана была шея, если болели уши — всю голову обматывали бурым выношенным пуховым платком.

Проснувшись, он сразу сообразил, что снова застудил уши: голову стягивала повязка. Но не смешная бабья, от позора которой он в детстве плакал, а настоящая боевая, как у героя-фронтовика в старом кино. И рядом сидела не бабушка, а суровый брюнет с чеканным профилем. Да и фас у него был жесткий, четкий, как на бронзовой скульптуре. А глаза синие и насмешливые.

— Напугал, Пинкертон, — Севан подмигнул больному. — Двадцать часов проспал. Пилюли успокоительные, соответственно, врачи тебе дали. Рекомендовали отлеживаться и сосредоточиться на позитивных впечатлениях.

Филя поднялся в высоких подушках, припоминая случившееся.

— Каких впечатлениях?! Извини, не врубаюсь…

— А это когда написал? — Севан взял с тумбочки тетрадный листок, исписанный размашисто и твердо:

Нет силы подражать Творцу

здесь на сырой земле.

как страшно первому лицу

в единственном числе.

И нет почти на мне лица,

последней буквы страх.

Как трудно начинать с конца

лепить нелепый прах.

Эй, кто смеется не в лицо?

Ты кто? — Никто, ничто.

И мне ли быть всему творцом

средь пустоты густой?

Филя убрал листок под подушку.

— Это я набросал перед тем, как отправиться в «Орхидею»… М-м… голова трещит… вспоминаю!.. — он отбросил одеяло, попытался вскочить и снова рухнул, сжимая виски. Промычал:

— Где Тамара?

— Сбежала твоя знакомая. Пока ищут.

— Не сбежала! Ее похитили. Сожрали!

— Тихо, тихо! Я уже твою версию знаю — ты во сне бормотал про спрута, живущего в люке, черную кровь на снегу. Ну и как пытался вырвать из щупальцев злодея симпатичную девушку.

— Была кровь! И хрустнувшая нога была! Щупальца сиреневатые, как у вареного кальмара, только студенистые, скользкие… А потом меня кто-то огрел сзади. Ой… — Филя поморщился, нащупав ушиб. — Крепенько двинули.

— Затылком об угол арки приложился, когда падал. А крови не было и люк никто не открывал. Проверяли — все залеплено доисторической грязью. Терпеливо, как ребенку, объяснил Севан. — И ведь ты почти все это уже описал до того, как поехать в ночной клуб.

— А значит, придумал. Ну, извини! Не надо из меня психа делать. Амнезию героини только в мыльных операх как насморк хватают. Я все помню! Филя снова попытался вскочить с дивана, но в глазах потемнело и заботливые руки уложили его на место.

— Погоди спорить. Ты расслабься и слушай правильную версию, как она у меня сформировалась. В «Орхидею» ты решил пойти по велению ясновидящей совести, не предупредив, между прочим, старшего товарища Вартанова С.О. Там познакомился с подозреваемым любителем авангарда и с хорошенькой девушкой, пошел её провожать. Не знаю, может этот господин с пятном к вам сопровождение приставил, может криминальная самодеятельность сработала, но вас кто-то испугал. Тебя толкнули, девушка сбежала. Или её похитили. Или она была их сообщницей. Кроме того, как любил повторять Адольф Гитлер: «Есть два варианта: или это было или этого не было».

— Кого не было — Лилового? Да этот урод её совратить хотел. Мне деньги за приворот дал.

— Где они?

— У Тамары. Я ей почти насильно воткнул, ведь лысый гад её в сущности ограбил, что бы вынудить продаться, — Филя зацепил очки за одно ухо, другую дужку мешала пристроить повязка. А кудрявые пряди торчали над бинтом грозно, напоминая боевое оперение индейских головных уборов.

— В таком случае, если кто-то передачу денег видел, возможен грабеж, — Севан изобразил задумчивость, с трудом удерживая улыбку.

— Зря вы… ты, Севан, меня за шизанутого держишь. Ведь я их нашел!

— Уничелов?

— И Арт Деко и еще… ещё перчатки. Черные люди в лиловых перчатках! Сейчас опишу…

…. — Ох-ох-ох… Не легко нам, аномальщикам, приходится — столько интересного происходит, — выслушав не слишком убедительный рассказ о преследовавших Трошина загадочных персонажах, Севан достал мобильный телефон. — Возьми-ка вот это. Как ценному агенту в служебное пользование даю, а то связь с тобой держать трудновато. Умный аппаратик. Инструкции к пользованию вот тут в блокноте. Контачить, полагаю нам предстоит, плотно. Есть у меня соображения, но о них потом, когда совсем оклемаешься. Звони, если что ещё вспомнишь. — Севан поднялся и огляделся. — Небогато живешь, Нострадамус.

— Постой… — Филя упрямо замотал головой. — Люк был. Пар был. Тамару надо искать там. Севан, я знаю. Я уже видел смерть. Сейчас я расскажу тебе все до конца. Все, что хотел скрыть даже от себя, закопать в памяти. Сядь и не перебивай. Пожалуйста!

Севан вновь опустился на придвинутый к дивану стул и прикрыл глаза. Теофил не нуждался в свидетеле, он должен был выговориться и смотрел не на собеседника, а в угол с этажеркой, на которой его воображение проецировала давнее, совершенно невероятное происшествие.