Пожиратель женщин - [9]

Возлюбленная следователя походила на некоторые острова: в политическом отношении ею владели одни, физически — другие. Физически она принадлежала многим, но это не мешало ей сохранять репутацию абсолютно верной своему возлюбленному подруги. Ее следователь, несмотря на то, что он был еще не старик, принадлежал к числу тех мужчин, которые должны строго соизмерять свою любовь, и в конце концов необходимость служить объектом его любви превратилась для нее в синекуру.

— А разве сегодня вечером мы не будем играть? — прозвенел ее голос.

— Скоро, скоро, — ответил хозяин дома, увлеченный беседой с Кончитой.

Величайшая ошибка вашей жизни заключается в том, что вы остались холостяком, — заметила Кончита. — Мне вас жаль. Если бы вы женились, вы были бы счастливы.

— Мне жениться? А где бы я нашел разумную подругу жизни? Вы уже встречали на своем веку разумных женщин? Женщины лишены разума, у них нет мыслей, их мысли — это мысли мужчины, в чьих объятиях они были в последний раз.

— Но вы забываете, — заметила, холодно улыбаясь, Кончита, — что говорите с порядочной женщиной.

— Порядочная женщина! — И старик расхохотался во все горло. — Давайте уделим внимание этому феномену. Немало времени прошло с тех пор, как я- в последний раз видел представительницу этой редкой породы. Как-то мы были вдвоем: я и мой друг адвокат. То был очень молчаливый адвокат, и поэтому он приближался к идеальному типу адвоката. Идеал — это глухонемой адвокат. Мой приятель встречался только с проститутками, и в нем жила иллюзия, что где-то, вне этого мира, существуют порядочные женщины. Я встречался исключительно с порядочными женщинами и давно избавился от этой иллюзии. Его женщины приходили к нему на четверть часа без всяких историй, без прошлого. Мои женщины приходили с историями и через четверть часа утрачивали все, что отличало их от женщин моего друга. Сударыня, чтобы сохранить веру в порядочных женщин, следует встречаться только с продажными женщинами.

— Но как, в таком случае, вы должны быть несчастны! Вы ведь не верите в любовь!

— Нет, я верю в любовь. Но любовь женщины всегда двусмысленна.

— Но вы хотя бы верите в дружбу?

— Дружба — это искусно проведенное с обеих сторон притворство.

— Так говорит Пабло Амбард?

— Да, единственный писатель, которого я ценю.

— И которым я восхищаюсь.

— Единственное, что друг может сделать для тебя, сводится к тому, что в случае кровотечения он отведет тебя в аптеку или даст тебе взаймы пятьдесят лир, когда тебе понадобится тысяча. А теперь сядем за игру.

Шарик начал свой бег по тридцати шести номерам рулетки. Все сделали свои ставки. Вышел ноль.

Председатель суда, захихикав, сгреб деньги, и на его лысине выступил пот. С улицы донеслись звуки банджо. Кто-то играл фанданго.

* * *

Через несколько дней муж Кончиты, возвратившись домой и отложив в сторону набитый документами портфель, приступил к традиционному допросу:

— Ты выходила сегодня?

— Нет.

— Писем не было?

— Только газеты.

— Кто-нибудь был у тебя?

— Да.

— Кто?

— Какой-то таинственный незнакомец, предложивший мне купить шелковые чулки, стоящие по крайней мере двадцать песет, — за пять.

— И ты купила?

— Нет.

— Почему?

— Потому что, по всей видимости, это был краденый товар.

— Вот поэтому тебе и следовало купить их побольше. Такие возможности выпадают нечасто.

— Не угодно ли господам сесть за стол? — осведомилась прислуга.

Сели за стол.

— Муж заговорил:

— Я рассказывал тебе о стенографистке, которая…

— Которая забеременела и родила письмоводителю сына. Что с ней?

— Эта плутовка ухитрилась до последних дней скрывать свое состояние.

— А как она чувствует себя теперь?

— Я ее уволил. Не могу же я допустить, чтобы подобные скандальные истории случались в храме Правосудия:

— А что с отцом ребенка?

— Я отправил его в негритянское селение в глубь страны.

Кончита умолкла.

— А что ты скажешь об этом?

— Я полагаю, что было бы гораздо нравственнее, — ответила Кончита, — если бы ты оставил отца при матери и ребенке… А вместо того, чтобы уволить мать, тебе следовало бы удвоить ее оклад.

— Не говори глупостей.

На столике лежал последний роман Пабло Амбарда.

— И ты продолжаешь читать подобные безнравственные книги?! — заговорил муж тоном следователя.

— Это так остроумно, — заметила жена, раскрывая книгу. — Вот послушай. — И она стала читать отрывок, отмеченный ногтем: — «Не существует людей, которые не испытывали бы удовольствия от пророчеств. Почти все говорят глупости, и нет ничего удивительного, что один из них что-нибудь скажет впопад… И тогда этого счастливца объявляют гением». Разве это не хорошо сказано? «Если женщине в нервном припадке случается сделать мелодраматический жест, словно она рвет платок, то ты можешь быть уверен в том, что она заранее успела подумать, полотняный ли он или бумажный, имеется ли на нем вышивка или нет, и в каком он состоянии…» Это очень зло сказано, но это правда! Как хорошо он знает женщин! «Если женщина находится в обществе мужчины, то она спрашивает: где автомобиль? В тех случаях, когда она одна, она спрашивает: где трамвай?» Это печально, но это так. «Если мужчина говорит, что женщина отдается всем, то, возможно, что это и правда. Но несомненно одно, — что эта женщина говорившему не отдалась».