Пожиратель - [4]

Дарио поискал свое окно на четвертом этаже, впервые в жизни надеясь, что в нем покажется мама.

— Высунь его совсем, а то он не поймет.

Лука расстегнул остальные три пуговицы и сделал, как надо.

Старик смотрел.

Глаза старика были как смола — непроницаемые. Такие глубокие, что можно провалиться. И по ту сторону глаз — космос, черный и вязкий. Если бы Дарио увидел его, то сказал бы, что он похож на мультяшного героя, подставившего кролика Роджера.

— Черт, Лука, хватит уже! — закричал Франческо, но Лука продолжал.

Филиппо не смеялся. В нем разгоралась ненависть, у него из головы не выходило, что Пьетро умеет рисовать в перспективе. И все признают это. Неожиданно Филиппо зашел сзади, с яростью схватил Пьетро за шею и за волосы, насильно принуждая повернуть голову к Луке:

— Смотри на него!

Пьетро прохрипел, будто прорычал, одновременно изо всех сил пытаясь вырваться. От ужаса он вытаращил глаза и не понимал, не понимал ничего из происходящего с ним. Чувствовал только, что все это причиняет ему чудовищную боль, словно что-то вонзилось в мозг. Пьетро очень хотелось опуститься на землю и заснуть, может даже на целый день. Между тем Дарио плакал и сквозь слезы звал мать, громко, как только мог. Франческо ничего не сделал. Он знал, что Филиппо прекратит, и хоть и не понимал почему и совсем не одобрял его действий, но подсознательно догадывался, что какая-то причина у Филиппо все же есть. Ведь он следовал определенной логике, мысль не всплывала вдруг, случайно, как у Луки, поэтому Франческо ограничился презрительным взглядом. Филиппо не был слабаком. Но когда он крепко держал голову Пьетро, чтобы тот не отвернулся от Луки, Пьетро, внезапно сильно и резко пнув, попал прямо в голень Филиппо. Попал случайно. Но если случайности пришел на помощь расчет, то это оказалось вовремя. Филиппо ослабил хватку, вцепился руками в ногу, вопя и чеканя каждую букву имени Господа Бога, сопровождаемую до и после вводными словами, никоим образом не божественными.

Окно на третьем этаже открылось. Наконец-то.

— Дарио!

И Филиппо врезал кулаком. В бешенстве. Прямо в солнечное сплетение Пьетро. Потом еще. И еще… Лука оттащил его, возясь при этом с ширинкой джинсов. Пьетро повалился на землю, крича и мыча. Вытаращив глаза, он тряс головой и крутил в разные стороны, чтобы развеять реальность. Образы превращались в безобидные цветные следы. Размытое очертание фигуры матери приближалось к нему. Пьетро вдруг прекратил дергаться. Реальность исчезла. Над ним осталось только небо. Даже живот у него не болел. Пьетро удалось не чувствовать. Перед тем как удрать, Филиппо посмотрел Пьетро в глаза и увидел его лицо без всякого выражения — в шизофреническом ступоре, отрешенное, непострадавшее. После всей той злости, которую он на него обрушил, чтобы вызвать ответную реакцию, Пьетро осмелился вернуться в свой далекий, безмятежный мир, как будто ничего и не произошло. И Филиппо вдруг ощутил острую ненависть. Ведь сам он никогда бы так не смог, реальность преследовала его везде, и ему не дано было скрыться. Ненависть — потому что Пьетро ударил его и ему стало больно. Ненависть — за обреченно-красивые глаза, ненужные на лице Пьетро. Филиппо подумал — и плюнул ему прямо в лицо. Слюна попала на кожу, и Пьетро показалось, что в щеку ткнули сигарету. Он опять замычал, растирая ожог. Когда мать, широко раскрыв глаза, подошла к нему, те трое уже смылись.

— Пьетро, любимый, это мама…

Мать бросила на Дарио жесткий взгляд. Дарио тут же опустил глаза, шмыгнув носом.

— Разве твой брат заслужил такое?!

Пьетро закрыл руками глаза и лицо, чувствуя, что так будет хорошо и никто не влезет к нему в душу. Потому что каждый раз, когда кто-нибудь влезал, он непременно обижал его. Успокаивали только предметы, только растения. Не люди.

— Пьетро, любимый, никто тебя больше не тронет, мама с тобой! Пойдем домой, шоколадный торт готов, я сделала его наполовину с кремом, наполовину без, только для тебя, хочешь?

Пьетро не осознавал, сколько прошло времени, но солнце больше не грело, наоборот. Дарио и след простыл. Рядом была только мама. На этот раз он поднялся. Они вместе зашагали к подъезду и скрылись внутри. Старик тоже исчез. Во дворе больше никого не осталось.

Апрель 2006 года Из дневника Алисы

Сегодня ночью мне приснилось, что наш город оказался в море: верхушки домов высятся над водой, фундаменты утоплены.

Единственное творение рук человеческих посреди бескрайнего водного пространства.

Величественное. Необычайно красивое.

Потом мне приснилась церковь, внутри которой священник служил обедню. Белый дым ладана, похожий на мыльные пузыри, окутывал верующих. Мы будто присутствовали при гадании, при массовом гипнозе. Бабушка тоже там была, она с простосердечием и детским очарованием смотрела на мыльные пузыри. Казалась маленькой, счастливой и доброй.

Пузыри парили повсюду, окружая и трех сиамских близнецов, сросшихся руками. Та, что в центре, была соединена правой рукой с одной, а левой — с другой. Зависела от них. Две другие во время обедни смеялись, касались друг друга. Потом та, что справа, повернулась спиной. С ног до головы утыканная картами, воткнутыми прямо в тело, она исходила кровью. Карты превращались в зубочистки, и я понимала, что их воткнула именно левая близняшка. Во сне.