Пожар страсти - [42]

Как тактично он перевел разговор, перейдя от компании Р. Дж. Миллера к теме, которая, по его мнению, ей близка. Считает ли Гиацинта, что музеи во Франции интереснее, чем музеи искусства Возрождения во Флоренции? А ее работы выполнены в реалистическом или абстрактном духе?

Зашел разговор о кино. Выяснилось, что они одинаково относятся к комедии, трагедии и драме и оба осуждают насилие. Беседа продолжалась и после того, когда они остановились перед домом Гиацинты. В этот момент зажглись уличные фонари. Уилл посмотрел на свои часы.

– Я и понятия не имел, что уже так поздно! Меня ждут в доме моего друга. Ой, посмотрите на эту пару! Какие замечательные собаки!

«Замечательные собаки», маленькие и светлые, на поводке пересекали улицу.

– Спаниели короля Карла, – пояснил Уилл. – У меня такой же дома.

Гиацинта подумала: «У моих детей есть такой же спаниель во Флориде». И ощутила укол страха, уже ставший для нее привычным.

– Было очень приятно побеседовать с вами, – сказал Уилл. – Дадите мне номер телефона? Вот карандаш.

Гиа написала номер, они обменялись рукопожатием, и она поднялась по лестнице. Даже не оглянувшись, она была уверена, что Уилл провожает ее взглядом. Подумав о том, что какой-то молодой женщине здорово повезет, Гиа открыла дверь.

– Нет, Арни, – сказала Гиацинта, – я в самом деле не могу. Я совсем не хочу слышать его голос.

Они вели обычный телефонный разговор, регулярность которых изумляла Францину.

– Арни уникален, – говорила она. – Я не помню ни одного мужчину, включая твоего отца, который тратил бы столько времени и усилий, чтобы кому-то помочь в такой ситуации. Должно быть, он влюблен в тебя, Гиацинта.

Смешно. Просто Арни очень заботлив. Он напоминал скорее дядю, хотя и молодого, но доброго и терпеливого.

– Я абсолютно уверен, что Джеральд согласится, Гиа, – сказал Арни. – Он говорил вам, что вы будете иметь возможность навещать детей.

– Он так же легко может сказать «нет», «пока еще нет», а я этого не вынесу.

– Я всегда соблюдал нейтралитет, но, черт возьми, вы кажетесь гораздо более несчастной, чем он, поэтому мне придется принять вашу сторону. Я скажу ему, что он должен позволить вам приехать на День благодарения.

– Я так хочу приехать! Мы можем обедать в моем отеле. Многие люди проводят праздники таким образом, хотя мы никогда этого не делали. Я так хочу видеть их, что у меня щемит сердце.

– Успокойтесь, Гиа, успокойтесь. Вы слишком расстроены. Я поговорю с Джеральдом и позвоню вам завтра.

– Спасибо, Арни. Я люблю вас за это. Францина тоже вас полюбила. Она хочет поехать со мной, и хотя мне не нужна ее помощь, думаю, это хорошая идея. Дети любят ее.

– Ну что ж, вы развлечетесь. Мне же необходимо посетить престарелых родственников в Нью-Йорке. Поэтому на праздник я направлюсь на север, в то время как вы – на юг. А пока что, Гиа, держитесь.

Выполняя обещание, Арни все устроил: получил согласие Джеральда, заказал билеты на самолет, комнаты в отеле с видом на океан, праздничный обед с индейкой в соусе в отдельном кабинете.

– Это будет своего рода дом вдали от дома, – сказал он.

Узнав об этом, Францина пробормотала: «Ангел».

Они купили подарки. Гиацинта испекла любимое печенье детей, захватила книги, набор начинающего шахматиста для Джерри, куклу для Эммы, одежду для обоих, включая и «парижское» платье.

– Это напоминает Рождество, а не День благодарения, – заметила Францина, – если, конечно, не смотреть в окно.

Внизу перед ними расстилался удивительный мир: голубовато-зеленая вода, красные пляжные зонтики, зеленые пальмы, ослепительно белый песок. Справа виднелись теннисные корты – кстати, все занятые, а слева – залив с роскошной яхтой. Зрелище было яркое, праздничное.

– Я так счастлива, что боюсь расплакаться, – сказала Гиацинта.

Францина промолчала. За весь день она вообще не коснулась вопроса о ситуации Гиа. Видимо, по доброте не хотела портить впечатление от этого дня.

– Давай спустимся вниз и подождем в вестибюле, Гиацинта. Они могут прийти пораньше.

– Надеюсь, их приведет няня. – Гиацинту приводила в ужас мысль о том, что она увидит Джеральда.

– Не беспокойся. Заметив меня, он не задержится ни на секунду.

В вестибюле было людно. Францина читала журнал, а Гиацинта разглядывала публику. Красивая молодая пара с новенькими чемоданами проводила здесь медовый месяц. Пожилые супруги сидели в углу и чему-то смеялись. Отец нес тяжелого двухгодовалого малыша, а его жена – грудного младенца.

Францина посмотрела на свои часики и вновь уткнулась в журнал. Гиацинта сверилась со своими часами. Назначенное время миновало уже полчаса назад.

– Праздничный уик-энд, – заметила Францина. – Дорога перегружена.

– Это не так далеко, как сказал Арни.

– Возможно.

Тем не менее Францина выглядела встревоженной. Она тихо постукивала ногой по мраморному полу. Этот звук раздражал Гиацинту. «У меня нервы ни к черту», – подумала она.

– Вероятно, нам нужно позвонить, – сказала Францина. – Дай мне номер телефона.

Гиацинта посмотрела на удаляющуюся мать. Все в ней было красиво – волосы, осанка, черный льняной костюм, белое жабо, золотой браслет на руке.

«Если бы твоя мать не была так красива», – сказал как-то Джеральд. Как много ужасных вещей он говорил! И Францина знала, что так будет. Разве не странно, что она проявила такую проницательность, хотя сама иногда несет чушь? «Когда я показала ей платье Эммы, она заявила, что хотя и любит Америку, но хотела бы быть француженкой. Что ж, наверное, я тоже порой болтаю глупости. Вот она идет. И выглядит отнюдь не радостной».