Поздняя повесть о ранней юности - [18]
Его окружала чего-то у него просившая толпа военных и гражданских. Говорили все одновременно и он, взявшись за голову, шагнув из этой толпы, вдруг оказался прямо передо мной. Что меня осенило в этот момент, я не помню, но на секунду выпустив руку одного из подопечных и, глядя в его удивленно раскрытые глаза, вскинул руку в пионерском салюте:
— Я командир отряда пионерского лагеря имени Валерия Чкалова и мне поручено отправить двух детей в Днепродзержинск.
Я не помню, почему меня понесло в командиры, очевидно, какое-то чувство «сработало» подсознательно, сообразно обстановке. У старшего лейтенанта на мгновение округлились глаза, он развел руки в стороны и посмотрел на окружавших его людей, как бы давая понять им, что деваться ему некуда.
Схватив детей за руки, он побежал вдоль вокзала к пешеходному мосту, перепрыгивая через тела и ноги лежащих и сидящих людей. Девочка чуть не потеряла туфельку, но он подождал ее, потом подхватил одной рукой и, не выпуская руку мальчишки, взбежав на мост, бросился к последнему пути, где стоял готовый к отправке воинский эшелон.
Двери теплушки были открыты, в вагонах были красноармейцы, у дверей лежали минометы, ящики с боеприпасами. Старший лейтенант поднял детей в вагон, передал бойцам, сказал, чтобы высадили в Днепродзержинске. Эшелон тут же тронулся. Уже на ходу, пройдя несколько шагов вместе с движущимися вагонами, он спросил:
— А дорогу от вокзала домой найдете?
Когда он бежал обратно, я не поспевал за ним. Сзади на лестнице увидел на его сапогах шпоры.
Кавалерия в то время была в большом почете. Мы много читали о ней: «Тихий Дон», «Кочубей», «Конармия». Много кинофильмов и песен посвящалось именно ей. Я до сих пор помню много песен, посвященных красным конникам. Правда, в 1940 г. во время финской кампании в магазинах появилась конская колбаса, и народ тут же откликнулся: «Товарищ Ворошилов, война уж на носу, а конница Буденного пошла на колбасу…»
Под Сурско-Литовским наши лихие кавалеристы атаковали наступавшие немецкие танки. Что из этого вышло, я слышал из уст замкомэска Анатолия Ивановича Грушко, отца моей соученицы Нелли, человека совершенно необычной, даже для того времени, судьбы.
За день до прихода немцев сослуживец Анатолия Ивановича принес семье его полевую сумку с документами и красочно рассказал о его гибели именно в боях под Сурско-Литовским. Посидели, помянули, а когда сослуживец ушел, появился сам Анатолий Иванович с перевязанной головой.
Потом он воевал и попал в плен в Лозовой. Бежал из плена. Пробыл дома около месяца и ушел через фронт опять воевать. В середине декабря 1943 года семья получила похоронку из Харьковского госпиталя о его смерти от ран. Нелля с матерью собрались ехать туда, искать могилу. Когда вышли из дома, встретили живого Анатолия Ивановича, правда, на костылях.
На вокзале даже подойти к трамвайной остановке было невозможно и я пошел на следующую. Когда я был в двух кварталах от вокзала, начался воздушный налет и бомбардировка моста, станции и привокзальной площади. Это была самая мощная с начала войны бомбардировка и старые люди ее помнят хорошо, этот ужас 18 августа 1941 года.
Немцы в город вошли без боя и очень тихо. Со стороны Дачной показался мотоцикл с двумя солдатами. В коляске мотоцикла — дощечки с дореволюционными названиями улиц. Мотоцикл остановился на углу Кирова и Чернышевского. Тот, что сидел сзади, сошел на землю, порылся в коляске, достал дощечку и прибил ее двумя гвоздями: «Полтавская штрассе». Так мы узнали прежнее название нашей улицы. Водитель же мотор не глушил и из седла не поднимался, стоявших на улице людей просто не замечал.
На тротуарах группками у своих домов толпились люди, в основном женщины и дети. Отдельно со своей семьей стоял священник Лазаревской церкви Предыткевич, его дети Игорь и Люся, матушка Зинаида. Он махал дымящимся кадилом и что-то говорил. Мы не понимали, что это значит: то ли во славу немецкого оружия, то ли предавал их анафеме. В 1942 году Игоря угнали в Германию, и он исчез бесследно. Священника Предыткевича в 1943 году расстреляли немцы за связь с подпольем. Матушка после войны работала уборщицей в Металлургическом институте, а дочка Люся — в городской технической библиотеке. Она была очень красивой девушкой.
В этом же доме, где жил священник, жили две молодые женщины, квартирантки, мало кому известные. Они тоже стояли на улице и призывно махали ручками немецким солдатам, складывая ладошки, поднося их к щекам и наклоняя головы. Это ошеломило всех.
На противоположный по диагонали угол со двора на тротуар вышли 10–12 красноармейцев с винтовками в руках. Водитель мотоцикла только глянул на них и отвернулся. А по Чернышевского вниз уже катил бронетранспортер, из которого торчали головы в касках. Подъехали к нашим бойцам, в упор навели пулемет, велели положить винтовки на землю. Унтер спрыгнул на тротуар, сложил винтовки на обочину дороги, махнул рукой. Тяжелая машина искорежила их, а потом повернулся к солдатам и, подталкивая их в спину, крикнул: «Век, нах хауз!».
Затем пошел поток машин и бронетранспортеров, они шли без остановки, очевидно, это были подразделения первой линии. Народ стоял и смотрел молча, не двигаясь, застыв в ожидании чего-то.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.