Поздняя осень (романы) - [47]

Двое заметили друг друга почти одновременно. Остановились тоже будто по одной и той же команде, парализованные удивлением и страхом. Они различили недоуменное выражение лиц, увидели безвольно повисшие вдоль тела руки, клубы пара от дыхания. На несколько мгновений взгляды их встретились. Потом немец резким движением сорвал карабин с плеча, с сухим треском щелкнул затвором. Никулае сделал то же самое, почти копируя его движения. Они направили оружие один против другого. Кто выстрелит первым? Так длилось несколько секунд. Их сердца, казалось, остановились. Остановилась сама жизнь. Кто остановит время?

Первым выстрелил гитлеровец. Пуля просвистела мимо уха сержанта и затерялась в воздухе. Выстрелил и Никулае, не целясь, наугад. Два врага по-прежнему стояли с дымящимися стволами карабинов, надеясь, что первым рухнет другой. Это было как на дуэли. Настоящая война, решающий бой был фактически сейчас между этими двумя на этой заснеженной равнине. В какой-то момент у Никулае даже промелькнула мысль, что от результата их дуэли зависит судьба войны, что на другой день наступит мир, и все солдаты разойдутся по домам. Он только удивился, что судьба выбрала его, захотела, чтобы именно он стал гладиатором на огромной арене белого поля. Снова выстрелил немец. Тот же результат. Потом опять Никулае. Еще по разу. Кто первым придет в себя? Кто первым рухнет на землю? У Никулае было впечатление, что все это лишь продолжение его видений и не может быть явно.

Он встряхнулся, отпустил сквозь зубы крепкое крестьянское ругательство и снова поднял карабин. На этот раз он поднял его до уровня глаз и наспех прицелился. Его будто не касалось, что другой делает то же самое. Что будет, то будет!

На этот раз Никулае выстрелил первым, и гитлеровец стал медленно падать. Сначала на одно колено, потом с легким стоном повалился в снег лицом, выпустив оружие из рук.

«Я его убил! — была первая мысль сержанта. — А разве так уж я хотел его убить?» С карабином в руках он побежал к упавшему на снег немцу. По мере приближения к месту падения гитлеровца он бежал все тише. Он не был уверен, что убил его. На ходу внимательно осматривая упавшего, готовый ответить на любое его движение, Никулае испытывал неясное чувство вины. Он стоял возле лежавшего на земле вражеского солдата и смотрел на него. Щеки с выступающими скулами, продолговатый подбородок, короткие, едва заметные ресницы, еще красный от холода нос с небольшой горбинкой посредине. Высокий, костлявый мужчина. Из-под дымчатой шапки выбились на лоб несколько рыжих завитков. Оружие валялось рядом, ткнувшись стволом в снег. Ноги немца были раскинуты в стороны, сапоги были обернуты кусками шинели и обвязаны бечевкой.

Никулае отошел на несколько шагов. Оглянулся: ему показалось, что немец пошевелился. Нет, он ошибся. И все же, уходя, сержант то и дело оборачивался, чтобы убедиться в том, что вражеский солдат недвижим…

Он не хотел бы оставлять его там непогребенного, отдать его на растерзание воронам и волкам. Позапрошлой ночью Никулае действительно слышал вой волков, которые кружили вокруг траншей, выискивая убитых или раненых. «А если немец лишь ранен, потерял сознание и потом умрет от холода? Какие ужасные муки! Конечно, надо было убедиться, что солдат мертв. Я не могу оставить его так. Вернуться и осмотреть немца внимательно? Кажется, он пошевелился… Вот положение!» Сержант на несколько секунд остановился, затем двинулся дальше.

Удалившись от страшного места шагов на сто, он забросил карабин на плечо, повернулся и пошел дальше, неожиданно успокоившись. Будто он и знать не хотел, что делается позади, что там с вражеским солдатом, образ которого все еще стоял у него перед глазами. Уж не поднялся ли враг и не угостит ли его в следующий момент из своего карабина? Но все же Никулае спокойно шел дальше. Без страха, без желания вернуться или хотя бы оглянуться. Будто бы боялся, что этим он может все испортить.

Так он прошел еще десять шагов, еще сотню, может быть, больше. Разные думы одолевали его, но он гнал их от себя. Неотвязчивой была лишь одна мысль — оглянуться. Нет, еще не время. Есть неписаный закон, который надо соблюдать до конца. Позади его была тишина, напряженная и враждебная, готовая в любое время взорваться. И когда Никулае почувствовал, что настал тот самый момент, которого он должен был дождаться, он резко обернулся, окинув одним взглядом белое пространство позади себя.

Немец поднялся с земли и убегал. Он бежал, спотыкаясь, с карабином в одной руке, не оглядываясь, разметая снег обернутыми в куски шинели сапогами.

Никулае некоторое время следил, как тот удаляется, раскачиваясь из стороны в сторону, подгоняемый страхом. Его фигура становилась все меньше, чернея на белом фоне. Время от времени немец бросал беглый взгляд через плечо. Вскоре горизонт поглотил его. «Я его чуть не убил!» — то ли с сожалением, то ли с радостью подумал Никулае.

Где-то за горизонтом загрохотало. Проснулась тяжелая артиллерия горных стрелков, и рев ее поднимался к небу.

* * *

Новый год рота тяжелого оружия Думитру встретила на севере Венгрии вместе с пехотинцами. Сгрудившись вокруг отрытых с большим трудом укрытий, из которых торчали стволы орудий, они ожидали нового приказа. Предыдущий день был тяжелым — рота потеряла пятерых солдат убитыми…