Поющий на рассвете - [34]

— Идзуне украли. Она в опасности. Координат нет, даже кровный поиск не дает точности. Скорее всего, это какое-то скрывающее плетение высшего, божественного порядка, — отчитался Менедем, кивком указав на схему, все еще питаемую его силой и переливающуюся разноцветьем огней.

Справедливость долго разбираться не стал, сразу вжал ладонь в схему, перебрасывая себя и Менедема прямо к Идзуне, пробивая плетение. Взгляд минотавра выцепил из возникшей вокруг круговерти света, цвета и звука серебристый мех, испачканный алым, и разум Менедема на время отключился, позволяя действовать телу и рефлексам. Он смахнул с рогов наконечники — вокруг были враги, и он не намеревался кого бы то ни было щадить. Главное для него было пробиться к жене. Справедливость перешел в боевое состояние, тоже не собираясь останавливаться, пока мертвым не рухнет последний демон.

Минотавр, добравшись до связанного, как запутавшаяся в перерезанных нитях марионетка или попавшая в паутину бабочка, тела китсунэ, вынырнул из своего кровавого безумия, разорвал голыми руками веревки, даже не заметив их магической составляющей, и бережно взял Идзуне на руки.

— Хвостик?

Она что-то слабо прошептала.

— Все будет хорошо, Идзуне. Мы скоро будем дома. Все хорошо, — повторял он, бережно держа ее в объятиях одной рукой, второй выплетая доступные сейчас плетения: сканирующее, бинтующее на рассеченные веревками запястья и щиколотки, согревающее.

Справедливость оторвался от уничтожения демонов, поставил портал обратно в академию. Менедем рванул в него ласточкой, его маленькой лиске была нужна срочная помощь, и он помчался в лазарет. Там, передав Идзуне в заботливые руки Улисса, он сможет связаться с Леонтом и сказать, что ее нашли.

Справедливость задержался, огляделся, пытаясь понять, что хотели сделать с лисой. Неподалеку темнели грубо обтесанные глыбы какого-то древнейшего святилища, целый мегалитический комплекс, в центре которого неприятно пульсировало багровое сияние, глухое и словно бы грязное.

— Что ж, кажется, пора позвать на помощь, — пробормотал он и позвал уже громче: — Тара!

Убийца Богов выдвинулась из воздуха через три мгновения, она умела порталы делать совершенно прозрачными.

— Ушам не верю, ты меня позвал, — глухо хохотнула, не глядя на него, все ее внимание сразу приковало свечение за мегалитами.

— Наслаждайся, дорогая.

Меч Тары уже был у нее в руках, засветился в противовес багровому сиянию голубым, запульсировали руны, заставляя Справедливость вздрогнуть — этот меч не просто убивал богов, он необратимо разрушал их связи с тканью миров, не давая шанса возродиться даже с помощью самых верных прислужников.

Он отступил, как и всегда — слишком страшная мощь таилась в этом простом на вид куске железа. Вернее, в теле Тары, что, впрочем, было одним и тем же. Три года вынашивала Безымянная богиня дитя, три года же ковался и закалялся меч. Родились они одновременно, связанные неразрывной, страшной связью живого и неживого в единое целое.

Любить такую, как Тара, было не под силу богам и смертным. Не всем богам, если быть точнее. Но даже ее супруг отступил в ужасе перед собственной смертью. Тара хмыкнула. Горько было поначалу, когда поняла, что происходит, почему Справедливость шарахается. Потом стало безразлично. Ну, почти. Все-таки, кое-какие чувства у нее оставались, пусть и закованные в броню и спрятанные в самый дальний угол того, что заменяло ей душу. Но сейчас все ее внимание сосредоточилось на том сиянии, из которого медленно формировалась фигура какого-то из демонических божеств, которые десятками призывались и десятками уходили в небытие. Пока он еще не на этом плане и не в Бездне…

Он был гораздо сильнее всех прочих, с кем она прежде вступала в схватку. Его оружие, шипастая цепь, даже задело ей плечо, однако лишь сильнее раззадорило Убийцу Богов. Меч рассек тело божества, заставляя пространство вокруг содрогаться от его предсмертного беззвучного вопля.

— Как ты? — вопрос прозвучал неожиданно, и еще неожиданнее было прохладное прикосновение к раненому плечу, убирающее боль.

— Как и всегда, я не сломана, значит, все еще полезна моей матери. Что ты делаешь?

— Тш-ш, не дергайся, я всего лишь сращиваю сломанную ключицу. Мне вот интересно, — Справедливость скривил рот в подобии усмешки, — когда твоя мать решит, что ты сломана?

— Когда я не смогу больше убивать. Ты меня не боишься?

— Детка, я бы не хотел порезаться твоей железякой, поэтому не размахивай ею. И не дергайся, иначе кость срастется криво.

Тара усмехнулась и принялась терпеливо ждать, когда ей закончат сращивать кость и залечивать саму рану.

— Я не хочу продолжать старый спор, — ее бывший муж упорно не смотрел в лицо, только на плечо, словно ему зачем-то требовался визуальный контроль магического исцеления. — Тот, что по поводу «боюсь ли я тебя». Тебя — нет, твоего меча — да. И не говори, что вы — одно целое.

Справедливость уже не первое столетие искал способ разорвать связь Тары и ее клинка. Потому что Тару он любил, ее мать — люто ненавидел, собственный аспект в споре с самим собой не принимал во внимание категорически. Безымянная богиня прекрасно знала об его отношении, но ее это не волновало. Безымянную, как и ее сестру-близнеца, первых богинь всех миров, вообще мало что волновало. Если Справедливость сумеет лишить Убийцу Богов силы, удачи ему в этом, есть брат Тары, который займет ее место. Во вселенной всегда будет Убийца Богов. Так же как будут Боги, Безымянные Сестры и Бездна.