Знаком и лёгкий топот — поскакал заяц! Но тоже не русак, не беляк, а пустынный заяц-песчаник.
Змея тут живёт эфа. Змея, которая ползает… боком! Яшерица-агама живёт. В самое пекло вползает она на высокий куст и в упор смотрит на солнце. Ящер-варан бродит по лесу вразвалку, высовывая длинный красный язык, словно плюётся огнём.
Тут можно увидеть турнир черепах. Черепахи бодаются, бьют друг друга щитками и резво гоняются одна за другой.
Непонятный лес, диковинные обитатели. Странно шумит на ветру странный лес. Лес, в котором не укроешься ни от жары, ни от ветра. Лес, в котором летом осыпаются… ветки, а зимой вырастают… грибы! Который весной серебристый, словно заиндевелый, похожий издали на клубы сизого дыма. Лес без прохлады, без тени, без листьев. Лес таинственный и молчаливый.
Среди ночи выбрался я из палатки и остановился поражённый: ночь цвела огнями! Огнями всех мыслимых цветов и расцветок!
Над головой высоко зелёный листик луны, вокруг него — серебряные брызги росинок-созвездий. Таких ярких, таких налитых, что вот-вот их дрожащее серебро перельётся через край и капнет на землю.
И капает! Тут и там вдруг перечёркивают глубинную черноту неба таинственные капельки падающих метеоритов — успевай только голову поворачивать! Даже чудится, будто, падая, звякают они, расшибаясь о камни ущелья. И тогда вспышки далёких пастушьих костров на склонах представляются искрами, высеченными звездой.
Серебристые деревца узколистого лоха на ветру стоят словно заиндевелые, дрожат и переливаются под луной, как широкие струи фонтанов. Секутся-точат друг друга кинжальчики листьев, трепетные резкие тени мечутся по белым стволам бесшумно и суматошно.
Над чёрными копнами кустов мерцают искорки светляков. То они толкутся и мельтешат, как комары-толкуны, вверх и вниз — вспыхнут-погаснут, вспыхнут-погаснут! — то завьюжат, завихрятся огненной каруселью, сливаясь в сияющие зигзаги и кольца. Точь-в-точь искры над буйным костром, когда в него тычут палкой!
Глубинным холодным блеском светятся грани чёрных, отполированных ветром скал. Каменистые осыпи между скалами кажутся застывшими сверкающими водопадами. И за каждой сияющей лунным светом былинкой легла чёрная резкая тень.
Широкие перекаты бормочущего ручья словно засыпаны сверкающей чешуёй. Дробятся и скачут там лунные зайчики, кипит и искрится огненная вода. А там. где ручей вдруг резко сужается и вливается в чёрную горловину теснины, таинственно и непонятно светятся серые гнилушки — словно выпученные глаза ночных рыб или лягушек.
А сколько кругом огней совсем не понятных! Что это светится там далеко-далеко — у самого горизонта? Ночная звезда или костёр охотника? Открытая дверца юрты или оконце в палатке? Светильник на одинокой могиле или глаз филина на столбе?
Я включаю фонарь и иду в темноту. Лучик света скользит по песку и щебню. Ба! И на земле звёзды! Зелёные изумруды — целая пригоршня! — восемь штук, Это глаза паука-тарантула. Не пожалела природа на паука глаз — восемь и все светятся. А вот ползут по песку два красных рубина. Это глаза ночной ящерицы — сцинкового геккона. Геккон в зайчике света виляет хвостиком, как собачка, и протирает огненные глаза свои… языком!
Из-за чёрного камня-ларца выкатились вдруг два драгоценных глаза — тускло-розовые, как топазы. И покатились вприскочку, словно по ступенькам. Это поскакал перепуганный зайчик-толайчик.
На грани света, чуть повыше кустов полыни, плывут зеленовато-голубые созвездия. То ли огромные летучие светляки, то ли неведомые сверкающие жуки. Ожерелье неоновых переливчатых звёзд. Это чудо — глаза газелей-джейранов…
Я иду и иду. То щебень скрежещет под ногами, то упруго поскрипывает песок. Песок полосатый, как гофрированная крыша из цинка. И по «крыше» лунная струйка течёт… Течёт лениво и не спеша, извивается упруго и нехотя. Это «льётся» удавчик по своим змеиным делам. Ползёт и от луны светится…
Из гущи куста светят глаза непонятные, какие-то неуловимые и неверные. То вдруг нальются тёплым розоватым туманом, то вдруг холодно позеленеют, словно накаляются и остывают. В кустах затаился барханный кот. Посветил он глазами, поиграл красками и вдруг погасил глаза, словно выключил! Значит, всё разглядел, всё понял и ушёл во мглу вкрадчивыми шагами.
И я выключаю фонарь. И сразу же гаснут земные звёзды у ног и вокруг. Зато звёзды над головой разгораются всё ярче. Сколько их, звёзд-ночесветок, в бездонной пучине неба! Праздник ночных огней. Звёзды, горящие, как глаза, и глаза, мерцающие, как звёзды…
Впереди у горизонта темнеет рощица, справа видны скалы-останцы, слева блестит озерко, а позади — солончак. Всё хорошо видно, и днём в таком месте не заблудишься. Но опустилась ночь, и всё сразу исчезло. Теперь садись и жди утра. Так мы и сделали. Сидим, ждём. Темнота, тишина. Где право, где лево? Где скалы, где озеро? Не видно, куда идти.
Но вдруг, с первым ночным ветерком, пахнуло на нас пряным запахом лоха и долетел далёкий свист соловьев. Значит, роща в той стороне, только теперь она стала от нас слева! Что, если пойти к ней сейчас, наставив нос на запах и навострив ухо на соловьёв? А здорово бы вот так, не видя, отыскать ночью далёкую рощу по соловьиному свисту!