Поймай меня, если сможешь - [9]

Развеяв сомнения столь туманными соображениями, я бросил работу, поддерживая своё существование за счёт сумм, вырученных по подложным чекам. Я даже не следил, сколько липовых чеков пустил в оборот, но уровень моей жизни повысился несказанно, равно как и уровень моих любовных похождений.

Впрочем, после пары месяцев распространения чеков, не стоивших даже израсходованной на них бумаги, я вынужден был взглянуть в лицо неприятной истине: я вор — ни больше, ни меньше. Говоря уличным жаргоном, я стал профессиональным макулатурщиком или кукольником. Меня это не очень-то тревожило, потому что кидалой я был успешным, а в то время успех, хотя бы в чём-нибудь, был для меня важнее всего на свете.

А тревожил меня профессиональный риск, связанный с деятельностью афериста. Я понимал, что отец заявил о моём исчезновении в полицию. Обычно легавые усердствуют в поисках пропавших шестнадцатилеток недолго, если только в игру не замешан какой-нибудь криминал. Но мой случай явно попадал в разряд исключений, ибо десятки моих лажовых чеков откровенно на него тянули. Я понимал, что полиция разыскивает меня не как пропавшего, а как преступника. И догадывался, что все отработанные мною торговцы и бизнесмены уже высматривают меня.

В общем, я засветился. Я понимал, что смогу избегать встречи с копами ещё какое-то время, но если останусь в Нью-Йорке, продолжая пачками раздавать бесполезные для банков и фирм бумажки, меня рано или поздно поймают.

Оставалось только покинуть Нью-Йорк, а эта перспектива меня пугала. Любой отдалённый от него уголок планеты вдруг показался мне холодным и недружелюбным. В Манхэттене, несмотря на мою дерзкую демонстрацию независимости, я всегда цеплялся за иллюзию безопасности. Мама и папа пребывали на расстоянии телефонного звонка или недолгой поездки по железной дороге. Я знал, что они с радостью примут блудного сына, какие бы прегрешения ни числились у меня за душой. Но стоило мне удрать в Чикаго, Майами, Вашингтон или какой-либо иной отдалённый мегаполис, и виды на будущее, явно омрачались.

Я достиг совершенства лишь в одном искусстве — выписывании палёных чеков. Я даже не помышлял ни о каком другом источнике доходов, и главная забота для меня свелась к вопросу: а смогу ли я облапошивать торговцев другого города с той же лёгкостью, что и нью-йоркцев? В Нью-Йорке у меня имелись настоящий, пусть и ничего не стоящий, текущий счёт и легальные, пусть и на десяток лет подправленные, права, позволявшие мне вершить свое гнусное ремесло вполне прибыльно. В другом городе ни от пачки именных чеков (имя реальное, но денег на счёте никогда не было), ни от подчищенных прав толку не будет. Прежде чем приступить к делу, мне придётся сменить имя, добыть подложные документы и завести банковский счёт на вымышленное имя. Мне всё это казалось сложным и рискованным. Аферистом я был преуспевающим, но отнюдь не самоуверенным.

Несколько дней спустя, шагая по Сорок Второй улице, я всё ещё терзался сомнениями, когда крутящиеся двери отеля «Коммодор» исторгли решение моего затруднительного положения.

Когда я приближался ко входу в отель, оттуда появился лётный экипаж Eastern Airlines — капитан, второй пилот, бортинженер и четверо стюардесс. Все они смеялись и чувствовали себя очень раскованно, целиком отдавшись jоiе de vivre, бурлящей радости жизни. Все мужчины были стройными и обаятельными, а расшитые золотом кители придавали им этакий корсарский шарм. Все девушки были элегантны и миловидны, грациозны и красочны, как бабочки на летнем лугу. Остановившись, я проводил взглядом компанию, усаживавшуюся в служебный автобус, про себя думая, что ещё ни разу не встречал столь блистательную группу людей.

Я двинулся дальше, всё ещё не выпутавшись из сети их чар, когда меня вдруг осенила идея, столь дерзкая по размаху и столь ослепительная по замыслу, что я едва сдержался, чтобы не завопить.

А что, если бы я был пилотом? Конечно, не по-настоящему. На изнурительные годы учёбы, тренировок, лётной подготовки и прочих приземлённых и адских трудов, ведущих человека в кабину реактивного авиалайнера, пороху у меня не хватило бы. А вот если бы у меня была форма и регалии пилота? А что, думал я, да я мог бы заявиться в любой отель, банк или фирму в стране и получить деньги по чеку! Лётчиками восхищаются, их уважают. Эти люди заслуживают доверия. Располагают средствами. К тому же никто и не предполагает, что пилот живёт по соседству. Или раздаёт фиктивные чеки.

Тут чары развеялись. Идея чересчур нелепа, чересчур смехотворна, тут и думать нечего. Конечно, завлекательна, но несомненно глупа.

А потом я оказался на углу Сорок Второй и Парк-авеню, и передо мной выросло здание Pan American World Airways. Задрав голову, я уставился на башню, устремлённую в небеса, но видел не конструкцию из стали, стекла и бетона. Я нашёл вершину, которую предстояло покорить.

Администрация славной авиакомпании даже не догадывалась, что именно там и тогда Pan Am обрела своего самого дорогостоящего кормчего. И такого, который не умел летать. Впрочем, какого чёрта! Наукой доказано, что и шмели с точки зрения аэродинамики летать не способны — однако же летают и попутно добывают много мёда.