Поймай меня, если сможешь - [4]
В роли малолетнего преступника я не слишком преуспел. Большую часть времени, воруя сладости и пробираясь в кино без билета, я просто чувствовал себя очень глупо. Я был куда более зрелым, чем приятели — не только по уму, но и по росту. В пятнадцать лет я был полностью физически развит — метр восемьдесят девять и семьдесят пять килограмм — и, полагаю, большая часть наших проделок сходила с рук, потому что окружающие считали, будто я учитель, пасущий компанию учеников, или старший брат, присматривающий за малолетками. Порой я и сам воспринимал себя точь-в-точь так же, нередко сетуя на их детские выходки.
Более всего меня волновало отсутствие в нашей жизни стиля, класса, шика. Я очень рано понял, что изысками восторгаются все без исключения. Едва ли не к любому проступку, греху или преступлению относятся более снисходительно, если таковое совершено стильно.
А эти клоуны не сумели даже машину угнать красиво. Нарезав первые же колеса, они заехали за мной, но не успели мы проехать и пару километров от моего дома, как нас тормознула патрульная машина. Сопляки увели автомобиль из-под носа владельца, поливавшего газон. В результате мы все угодили в Хилтон для малолеток.
Папа не только вытащил меня оттуда, но и позаботился, чтобы ни в одном протоколе моё имя даже не упоминалось. В будущем эти политические чудеса для массы легавых обернулись изрядной головной болью — даже слона выследить гораздо легче, если с самого начала охоты напасть на нужный след.
Пилить меня папа не стал.
— Все мы совершаем ошибки, сынок, — промолвил он. — Я знаю, что ты пытался сделать, но так не годится. По закону ты всё ещё ребенок, но выглядишь, как мужчина. Наверно, тебе пора и мыслить, как мужчине.
Я бросил своих прежних приятелей, снова начал регулярно ходить в школу и устроился на неполный рабочий день клерком в отдел доставки одного бронксвилльского универмага. Папу это порадовало, и настолько сильно, что он купил мне подержанный Форд, с моей легкой руки превратившийся в настоящую ловушку для девочек.
Если кто и виноват в моих грядущих нечестивых поступках, то этот самый Форд.
Автомобиль лишил девственности мою совесть. Он познакомил меня с девушками, и прийти в себя я не мог целых шесть лет, шесть восхитительных лет.
Несомненно, в жизни мужчины бывают и другие периоды, когда либидо затмевает ему разум, но ничто так не подавляет лобные доли, как период созревания, когда мысли разбегаются, и всякая встречная аппетитная крошка только усугубляет помешательство. Разумеется, в пятнадцать лет я кое-что знал о девочках: они устроены не так, как мальчики, но не понимал почему, пока однажды не остановился на красный свет, только забрав Форд после косметического ремонта, и увидел, что на меня и мой автомобиль смотрит девушка. Заметив мой взгляд, она сделала глазами нечто эдакое, тряхнула тем, что спереди, и повертела тем, что сзади, — и вдруг собственные мысли захлестнули меня с головой; она пробила брешь в плотине. Не помню, как она села в машину и куда мы поехали, зато помню, что вся она была шёлковая, мягкая, нежная, тёплая, ароматная и абсолютно восхитительная, и я понял, что нашёл контактный спорт, который мне впервые и на самом деле пришёлся по душе. Она вытворяла со мной такое, от чего колибри позабыл бы о гибискусе, а бульдог сорвался с цепи.
Меня не впечатляют нынешние труды о правах женщин в спальне. Когда Генри Форд изобрел «Модель Т», женщины сбросили свои рейтузы и выпустили секс на большую дорогу.
Женщины стали моим единственным пороком. Я упивался ими, мне было вечно их мало, я просыпался с мыслью о девушках и отходил ко сну с мыслью о них — очаровательных, длинноногих, головокружительных, фантастических и дивных. Я отправлялся на охоту на рассвете, выезжал за ними по ночам и искал их с фонарём. По сравнению со мной Дон-Жуан страдал лишь лёгкой формой любовной горячки, я же был одержим до безумия.
После нескольких феерических встреч я тоже стал малым не промах. Девушки не обязательно и не всегда обходятся дорого, но даже самая честная, чистая, непритязательная и невинная Fräulein время от времени рассчитывает развести тебя, как минимум, на гамбургер и колу — хотя бы для поддержания спортивной формы. Я же попросту зарабатывал не так много на хлеб, чтобы платить за пирожные. В общем, мне нужно было каким-то образом изыскать средства.
Тогда я и попытался искать помощи у отца, отнюдь не пребывавшего в неведении по поводу моего открытия существования в природе девушек и сопутствующих радостей.
— Папа, просто здорово, что ты подарил мне машину, и мне жутко неудобно просить тебя о новом одолжении, но у меня с этой машиной проблемы, — взмолился я. — Мне нужна кредитная карточка на бензин. Мне платят лишь раз в месяц, а тратясь на школьные завтраки, билеты на футбол, свидания и всё такое, я не всегда могу заплатить за бензин. Я буду стараться оплачивать счета самостоятельно и обещаю не злоупотреблять твоей щедростью, если ты позволишь мне завести кредитную карточку.
Я был речист, как цыган, торгующий лошадьми, к тому же ещё и искренен, как поп на исповеди. Поразмыслив над просьбой пару секунд, папа кивнул.
Фрэнка Абигнейла называли одним из самых хитроумнейших блинопеков, кидал, кукольников и ломщиков, мошенником такого калибра, что запросто тянул на премию Академии «Оскар».Фрэнк начал свою «карьеру» в 15 лет, впервые обманув своего отца. А затем, испытав вкус к аферам, начал подделывать денежные чеки. Фрэнка разыскивали лучшие американские ищейки из ФБР и полицейские всей Европы. Скрываясь от преследования, он выдавал себя за пилота, профессора, врача-педиатра, адвоката, помощника прокурора и даже агента ФБР.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.