Поймать огнецветку - [2]

— А ты откуда? — Олекса хорошо помнил, что не брал с собой Иваша.

— Да я, дяденька, как вы уехали, не сказавши, так во дворце разузнал — куда, и тотчас за вами следом.

— Сообразительный, шельмец… — Олекса и не знал, то ли хвалить мальца, то ли прогнать. Ну, куда с ним денешься? Здесь оставить — разболтает невзначай. С собой брать — так хлопотно. К тому ж, тяжело малому в пещере будет. Придется пока работу поизображать. Как к сроку подойдет — ушлет он Иваша подальше, а тем временем в пещере и укроется.

Подвел Иваш Олексу. Не со зла хоть — и то ладно.

— Давай, поможешь. Верстак вытащим на солнышко — сподручнее мне работать будет.

Верстак стоял в сарайчике. Он был тяжелый и неудобный, дверь узкой, ловчий с подмастерьем пыхтели, надсаживаясь. Дело шло медленно. А тут еще селяне стали заглядывать — узнать, чем это Олекса занимается. Давно его не видели — надо ж расспросить. В городе жизнь потешная, сказывают.

Но особо никто не лез — видно же, что человек делом занимается. А что помощи не просит, так не нужна, значит. Так мимо и проходили по своим делам.

Одна Никитична старая задержалась. Дел у нее нет никаких — только лясы точить с соседками. А тут Олекса невесть что творит. Сначала она просто смотрела. Потом советы стала давать. Ловчий внимания не обращал, а Иваш не смел ответить. Видя, что на нее просто плюют, Никитична распалялась всё больше. Сначала всё с подковыркой говорила, потом в голос поносить начала. Олекса терпел. Ну, пока верстак на нужное место не оттащили.

Как поставили, глянул ловчий на старуху исподлобья и сказал Ивашу:

— Иди, погуляй пока.

Тот радостно умчался, пока мастер опять не заставил тяжести таскать.

— Чего тебе, Никитична? — Олекса не хотел ругаться, но уж больно всё сразу накатило.

— Слушать старших надо. Уважение иметь к их словам.

Олекса сел за верстак, выложил инструмент из сумы, подпер подбородок ладонью — слушать приготовился.

— Кабы умен был, — продолжили Никитична, не ожидая ответа, — Так спросил совета у тех, кто жизнь лучше знает. Своим умом всякий жить может. А ты меня поспрашай. Научу, как службу исполнить…

— Уйди, бабка! И без тебя тошно! — Олекса бесцельно перебирал инструмент. Разговаривать со старой каргой он не имел ни малейшего желания.

— Ах, вот как! — разобиделась Никитична, — Это твое последне слово?

Олекса промолчал — думы тягостные его одолевали. Как-то не так он поступал. Упустил что-то. Чего там эта карга бормочет? И только самый конец ее фразы услыхал.

— …Ловить вам — не переловить! — вырвалось злое проклятие из уст ведьминых. И не остановить его, не поймать.

Пристукнул бы ее, да поздно. Не будет удачи. Ой, жизнь кончается!

Олеска потряс головой, прогоняя наваждение. Да что с ним такое?! Делом заниматься надо, а не в уныние впадать! Он же мастер! Мы еще посмотрим — кто кого…

Ловчий решительно отодвинул все городские приспособы, что привез с собой, и полез в тайничок, где издавна хранил инструмент дедовский. Достал, отер любовно. Да-а-а. Раньше не в пример лучше делали, душу в инструмент вкладывали. Потому и работа спорилась, и вещи красивее выходили, и служили они дольше. Такой инструмент сам подскажет — что делать, куда изгиб вести, где выемку проточить — чует материал.

Взяв моток медной проволоки, Олекса вытянул один конец, закрепил и стал разматывать. Отмотав нужной длины, аккуратно обрезал, а остаток положил на место. Потом достал дедовскую завертку и принялся завивать блескучую красную проволоку расходящейся спиралью. Открепил и перевернул, поставив на верстак.

Так, каркас готов. Дело за наполнением. Чтобы огнецветку поймать, надо стекло применить, из камня сделанное; если что другое — прожжет. Олекса кликнул Иваша. Тот быстро прибежал и встал, глаза выпучив, старание изображая. Ну, прямо рак вареный — такой же красный. Где его носило? Да не к спеху — потом узнает. А сейчас — работа.

— Печь растопи. Стекло варить буду, жаростойкое.

Иваш часто закивал и со всех ног бросился выполнять указание мастера. А то за нерадивость живо домой отправит, и не научишься ничему.

Недостатка в материалах Олекса не испытывал — всё, что нужно, в городе набрал, лучшего качества. А мастерство никто не отымет. Эх, пойдет работка! К полудню управимся.

Управились.

Олекса ловушкой залюбовался — ладная получилась. Внутри, в центре, горела малая искорка, что огнецветок подманивать предназначалась. От ее света желтого каменное стекло словно плавилось, боязно дотронуться было. Хитрые прозрачные перегородочки огнецветку впускали, а обратно не выпускали. Войти — войдет, а как обратно выбраться — не сообразит, не увидит.

— Ну, как? — спросил Олекса у Иваша, который с раскрытым ртом глядел на создание рук мастера, — Лишь бы верховная соблазнилась. Запускай. — И отдал ловушку подмастерью.

Иваш принял из рук мастера гладкую на ощупь ловушку, вставил ее в пускатель, прижал черными рычагами, несколькими поворотами колеса завел пружину, а потом с силой дернул за скобу. Пружина взвизгнула, высвобождаясь, раскручивая маховик. Он набрал скорость, и ловушка, крутясь, поднялась в небо.

Она сверкала под яркими лучами Солнца, разбрызгивая разноцветных солнечных зайчиков. И на них, как стрижи на мошек, со всех сторон слетелись огнецветки. Сначала они порхнули над землей, словно живая огненная лента, а потом, обнаружив источник света, разом облепили ловушку. Они пытались достичь внутренней искорки, и многим это удалось.