Поймать лисицу - [23]

— А вот как, — продолжал отец, глядя куда-то вдаль. — Я убедился в этом, когда служил в армии. — Он замолчал, наблюдая за тающей струйкой табачного дыма. — Вот, к примеру, человек хочет построить дом. Что для этого надо? Известь и песок. А что надо, чтобы сделать штукатурку? Вода! Придут мастера, что они попросят? Опять-таки воду! Или, скажем, так: построит человек дом, купит скотину — что нужно скотине? Корм и вода. Понимаешь, всегда вода! Или вот: человек хочет посадить огород — не такой, как у нас, а настоящий, чтобы разные овощи росли. Что нужно овощам? Снова вода! Вот и выходит, нет жизни без воды. Понимаешь? Вода нужна и человеку, и скотине, и огороду. Всем! Запомни это.

— Ладно, — сказал Йоле.

Он улыбнулся при этом воспоминании. И еще он вспомнил, с каким увлечением отец рассказывал о том, как с помощью воды люди превращают пустыню в цветущий край. Об этом он тоже услышал в армии.

— Что такое пустыня, папа? — спросил он.

— А это, сынок, такое место, где ничего не растет. Один песок вокруг, — ответил отец.

— А что под песком?

— Тоже песок, — ответил отец и взялся за лопату.

— И что, ничего нет — ни деревьев, ни травы, совсем ничего?

— Ничего.

— А люди?

— Люди есть. Они живут по краям пустыни, а если надо ее переехать, седлают особых таких лошадей — у них на спине горб.

— Лошади с горбом на спине? — спросил Йоле изумленно.

— Дай-ка мне вон тот гвоздь… Обо всем этом узнаешь в школе. — Отец явно давал понять, что разговор о пустыне и лошадях с горбом окончен. — Я вижу, ты будешь хорошо учиться, быстро все схватываешь. — И он любовно потрепал сына по кудрявой голове.

Йоле хотел бы услышать еще что-нибудь об удивительных лошадях и пустынях, но отец не стал больше рассказывать. Наверное, и сам знал не больше, потому и напомнил мальчику о школе, где его научат всему чему надо, если будет прилежно учиться. "Вот вырастешь, выучишься на анжинера — обо всем этом, да и о другом тоже, будешь знать лучше всех", — как правило, завершал он свои наставления.

Йоле припоминает, что еще до завершения колодца отец стал жаловаться на боли в животе. Однажды ночью ему вдруг стало так плохо, что его отвезли в больницу. Там он и умер.

Вот все, что помнит мальчик об отце. И если б не колодец, которым пользуется теперь вся деревня, можно было бы подумать, что и сам отец, и его рассказы приснились Йоле когда-то давным-давно. Однако всегда при виде воды он вспоминает отца и его слова: "Без воды нет жизни".

Задумавшись, Йоле сидел на берегу реки, слушая журчание воды и рисуя в своем воображении пустыни, лошадей с горбом, буйные зеленые сады, и в ушах его звучал голос отца: "Видишь, сынок, без воды нет жизни".

— Действительно нет! — сказал Йоле вслух.

Он разулся, снял рубашку и вошел в реку. От ледяной воды сводило ноги, но это ему даже нравилось, и он долго плескался.

— Да, без тебя нет жизни, — с удовольствием сказал Йоле, выходя наконец на берег.

Настроение было превосходное. Мальчик закинул мешок за спину и пошел дальше.

У первой мельницы собралась в очереди толпа народу. Две неразгруженные телеги, много лошадей с поклажей. Здесь пришлось бы просидеть дня два, смекнул Йоле. Перескочив через отводной канал, он направился к мельнице Наила. Оглушительный грохот воды перекрывал все остальные звуки. "Вот это сила!" — подумал мальчик восхищенно. По обе стороны запруды возвышались голые отвесные скалы, и только на вершинах их виднелись невысокие деревья. Листья уже начинали желтеть, и деревья переливались разноцветными красками. Одно было светло-желтое, другое — потемнее, третье — совсем бурое, а кизил сверкал прямо-таки алым сиянием.

Подходя к мельнице, Йоле повстречал высокого усатого человека, ведущего под уздцы лошадь. "Господи, что там творится! — сказал он. — Пустой номер, сынок, надо идти ниже по реке — здесь не пробьешься".

И правда, все подходы к мельнице были запружены лошадьми, телегами, людьми. Йоле остановился в растерянности.

— Пошли к Симе, — предложил усатый. — Далековато, конечно, зато там наверняка не такая давка.

Йоле ничего не оставалось, кроме как согласиться, и дальше пошли вместе.

— Ты чей? — дружелюбно спросил усач, когда они немного удалились от мельницы.

Йоле ответил.

— А, значит, Радойкин. — Остановив лошадь, тот внимательно оглядел мальчика. — Дай-ка сюда, — спохватился он и взял у Йоле мешок.

— Да он не тяжелый…

— Понятное дело, — засмеялся незнакомец. — Однако чем дальше — тем будет тяжелее.

Некоторое время шли молча.

— А знаешь, — сказал усатый, с симпатией глядя на мальчика, — мы ведь были знакомы с твоим отцом. Хороший был человек. Жаль, рано умер. — Он снял шапку и отер пот со лба. — Вместе за девушками ухаживали, вместе пошли в армию. Меня взяли в кавалерию, его — в артиллерию. Он служил где-то в Сербии.

— В Кралеве, — сказал Йоле, с любопытством оглядывая нового знакомого.

— Как мать?.. — спросил тот, но запнулся, будто не решаясь продолжать расспросы.

— Да ничего… — нехотя пробормотал Йоле.

— А брат, говорят, погиб в партизанах?

— Да, — коротко ответил Йоле, и что-то кольнуло его в сердце, как всегда, когда речь заходила о Райко.

— Бедные вы мои, — сказал усатый и отвернулся.