Поймать лисицу - [21]

Влайко пустился наутек. Все было обидно: и оплеуха, и пережитое на току унижение, но больше всего возмущала мальчика отцовская покорность. И он поклялся: пока жив, никогда не будет хорошо относиться к четникам, да и к отцу тоже, если тот будет с ними заодно.

Этой клятве Влайко остался верен навсегда, но никому, даже Рыжему, не рассказал, что с ним произошло в тот день.

И отец был нем как могила.

Всюду боль

Погруженная в свое горе, мать раскачивалась из стороны в сторону, причитая. Отдельные слова доносились до слуха Раде: "Бедная я, несчастная… сынок мой… горе мне, горе…"

Раде не хотел тревожить ее, хотя с утра, кроме кусочка хлеба, во рту у него ничего не было и голод давал о себе знать. Выйдя из дома, мальчик сел на крыльце. Тут его и застал дядя.

— Что пригорюнился? — спросил он Раде.

— Ничего, — ответил мальчик угрюмо, поднимаясь со ступеньки.

— А Йоле где?

— Пошел на мельницу.

— А мать?

— Дома… — Он показал рукой на дверь.

— Никак не успокоится, — сказал дядя, качая головой. — Погубит она и себя, и вас.

Он зашел в дом, оттуда послышался его голос: "Радойка, послушай меня, Радойка…" Потом, выйдя на крыльцо, дядя обратился к Раде:

— Иди-ка ты ко мне на огород, мои там копают картошку, помоги им, а они тебя покормят! — И возвратился к матери.

Раде нехотя встал. На душе было тоскливо. Он чувствовал себя очень одиноким в этом мире, одиноким и никому не нужным. Ноги заплетались, словно на плечах лежала тяжелая ноша. "Почему так грустно и пусто у нас дома? — думал мальчик. — Никогда не знаешь наверняка, поешь сегодня или нет".

— Это потому, что у вас нет отца, — объяснила Лена, когда он однажды ей пожаловался.

— Да, у вас всегда хорошо. И всегда есть что пожевать, — с завистью сказал Раде.

— А ты живи у нас, — предложила она серьезно.

— Ну да! — рассердился малыш, — Как же я оставлю Йоле?

— А он станет к тебе приходить. Он и так каждый день у нас.

— А мама? — спросил Раде. — Она будет плакать…

— Подумаешь, — ответила девочка. — Она и так плачет.

Раде понимал: это правда. Но он не мог оставить мать, пусть даже у Лены ему было бы во сто раз лучше. "Все было бы по-другому, если бы Райко был жив", — подумал он, тяжело вздохнув, и, кажется, впервые осознал, что такое смерть. Райко нет и никогда больше не будет! Глаза малыша налились слезами.

— Если бы Райко не ушел тогда с пролетариями, он остался бы живым, — сказала Лена. — Это они виноваты!

— Нет, пролетарии не виноваты, — ответил Раде, защищая брата.

— А кто же, если не они?

— Война виновата, вот кто! — рассердился он.

— Конечно, война, но и пролетарии тоже, — упрямо твердила Лена. — Мой отец так говорит.

— Подумаешь!

— Он знает. Поэтому он и не любит пролетариев.

— И вовсе не поэтому! — ехидно сказал Раде.

— Только из-за Райко!

— Нет, не из-за Райко, — твердил он.

— Почему ж он вас любит?

— Ну, мы — другое дело, — ответил Раде, прекращая спор.

"А почему другое? — думал он, направляясь к картофельному полю дяди. — Пожалуй, нет, не другое. Мы тоже пролетарии. У нас тоже ничего нет…"

От жалости к себе и к своим близким он заплакал, но поспешил смахнуть слезы. "Не дай бог увидят, начнут приставать с вопросами, не отвяжешься".

Весь день он усердно работал, стараясь ни с кем не разговаривать. Даже с Леной. Сначала она крутилась возле него, заговаривала, но он отвечал односложно, и она оставила его в покое. Вечером же, когда Раде собрался домой, она решила проводить его. Мать Лены дала мальчику кошелку картошки, от которой он долго отказывался и взял только после того, как тетка убедила его, что он все заработал. Лена сказала, что поможет донести кошелку, — конечно, это был предлог, просто она хотела поговорить с Раде.

Был прекрасный осенний вечер. Долго шли молча. Лена замедлила шаг, взглянула на небо и вдруг спросила:

— Раде, а ты веришь, что душа живет после смерти?

Он даже остановился. Разыграть хочет? Но светлые глаза девочки были спокойны и серьезны.

— Не верю, — ответил Раде.

Малыш сел на траву. Лена устроилась рядом.

— А я то верю, то не верю, — сказала она, ударив кулаком по росшему у обочины кусту.

— Кажись, и я тоже… — признался Раде после непродолжительного раздумья, вспомнив, как еще совсем недавно надеялся на то, что Райко обязательно вернется.

Но сегодня — сегодня Раде понял, что брат не вернется никогда…

— Не верю, что бог есть, — выкрикнула Лена и снова ударила кулаком по кусту.

Раде молчал, задумавшись.

— Ведь если б он был, — продолжала девочка запальчиво, — наверняка кому-нибудь удалось бы его увидеть, правда?

Раде молчал.

— Врут они все, что он есть, — уверенно заявила Лена. — Врут! Не видел его никто!

Раде не знал, что ответить. Может быть, Лена права. Ведь если бог такой всемогущий, каким его считают, почему он не воскресит Райко? И все-таки, понимая, что Райко никогда не вернется, Раде не винил бога за его бессилие.

Лена вдруг сказала:

— Вот вырасту — и уеду отсюда… Куда-нибудь далеко-далеко… — Посмотрев на Раде, она предложила: — Поедем вместе, хочешь? На поезде прокатимся… — Глаза ее сияли, и Раде улыбнулся. — Ну как, поедем? — И, прежде чем он успел ответить, глядя вверх, в небо, выпалила: — Знаешь, мне иногда хочется завыть на луну!