Пойма - [5]

Шли мы довольно долго и в конце концов набрели на какие-то колючие заросли: они переплетались между деревьев, кустов и лиан в неприступную шипастую стену. Стена эта состояла из дикого шиповника. Некоторые побеги были толстенные, что твой канат, шипы — совсем как крючковатые когти, а цветы под дуновением ночного ветерка пахли сильно и сладко, почти так же сладко, как пахнет при варке сорговый сироп.

Тянулся чапыжник сколько хватало глаз в обоих направлениях и обступал нас со всех сторон. Мы забрели в настоящий шипастый лабиринт — слишком обширный и густой, чтобы идти в обход, слишком высокий и когтистый, чтобы перелезать; вдобавок побеги шиповника сплелись с низко нависшими ветвями, образовав над нами колючий потолок.

Подумал было я про братца Кролика и терновый куст, но я-то, в отличие от братца Кролика, родился и вырос не под терновым кустом, и оказываться в нём мне совсем не хотелось бы.

Порылся в кармане, нашёл спичку — осталось ещё с того раза, когда мы с Том пробовали курить самокрутки из кукурузных рылец и виноградной лозы, — чиркнул о большой палец, помахал немного вокруг и увидел широкий проход, прорубленный в чапыжнике.

Согнулся, продвинул спичку слегка вперёд. Разглядел, что в стене чапыжника открывается что-то вроде лаза высотой и шириной около шести футов. Было не видно, как далеко он уходит, но ясно, что на порядочное расстояние.

Я затушил спичку, пока руку не обожгла, и говорю Том:

— Можем пойти назад, а можем — вот по этому лазу.

Том внимательно рассматривала чапыжник.

— Нет, назад я не хочу, там ведь это страшилище. И лезть в этот лаз тоже не хочу. Мы тут с тобой как крысы в трубе. Может, эта тварь знала, что загонит нас в такую вот ловушку, и вот теперь сидит и ждёт у другого конца, прямо как то чудовище, про которое нам папа читал. Ну которое ещё на одну половину человек, а на другую — корова.

— Полубык-получеловек, — поправил я. — Минотавр.

— Ага. Вот, может, оно там сидит и ждёт нас, Гарри!

Я уже, конечно, об этом подумал.

— По-моему, нам лучше выбрать лаз. Там оно не сможет напасть сбоку. Придётся либо спереди подходить, либо сзади.

— А других лазов там внутри быть не может?

Вот такую вероятность я не рассматривал. Там и правда в любом месте могли быть проделаны выходы. И если дальше лаз сужался, то этому человеку, зверю, Минотавру или кто он там такой, всего только и оставалось, что подойти да сцапать меня или Том.

— У меня ружьё, — говорю я. — Если сможешь толкать тачку, Тоби будет нас вроде как стеречь и даст нам знать, если вдруг кто подкрадётся. А если кто-нибудь на нас выскочит — раскрою` его надвое.

Я вытащил дробовик и подготовил к бою. Том приняла ручки тележки, протиснула её сквозь проход в чапыжнике, и мы углубились в лаз.

2

Дикие розы пахли душно, до одури. От запаха у меня закружилась голова. В темноте то и дело приходилось натыкаться на шипастые побеги. Они распороли мне старую рубашку, исцарапали руки и лицо. Было слышно, как позади себе под нос шёпотом матерится Том — значит, и ей доставалось от колючек.

Лаз в чапыжнике тянулся довольно далеко, а потом я услышал звук бегущей воды, туннель расширился, и мы вышли на берег бурной реки Сабин. Сквозь прорехи в листве наконец пробилась луна и залила всё вокруг ярким светом — словно молоком, которое свернулось, прокисло и пожелтело.

Похоже, мы оторвались от погони.

Я поглядел на луну, задумчиво окинул взглядом реку. Наконец заговорил:

— С пути-то мы, конечно, сбились. Но я понял, куда нам идти. Можно двинуть немного вдоль реки — нам вообще-то надо в другую сторону, но, кажись, отсюда до Шатучего моста недалеко. Переходим по нему реку, потом выбираемся на большую дорогу, и вот, глядишь, мы и дома.

— До Шатучего моста?

— Ну да.

— Как думаешь, мама с папой волнуются? — спросила Том.

— Ну а то, — сказал я. — Волнуются, зуб даю. Надеюсь, хоть белкам обрадуются.

— А с Тоби что делать?

— Там видно будет.

Дальше берег отлого опускался, и у самой кромки воды бежала тропинка.

— Смотри, нам главное Тоби дотащить, а уж потом довезти тачку. Давай ты её покатишь, а я возьмусь спереди и буду притормаживать, чтоб сверх меры не разгонялась.

Я осторожно взял Тоби на руки — тот тихонько взвыл, а Том во всю прыть толкнула тележку. Та накренилась, белки, дробовик и лопата вывалились за борт, шлёпнулись на землю и чуть было не улетели в воду.

— Том, дьявол тебя забери! — проворчал я.

— Ну извини, — ответила она. — Не удержала. А вот я маме нажалуюсь, что ты чертыхаешься!

— Настучишь — так я по шее тебе настучу. Да и потом, слышал я, ты и сама-то матюкаешься как сапожник.

Я передал Тоби сестре, нащупал под ногами твёрдую почву и принял собаку обратно.

Соскользнул по круче вниз и наткнулся на большущий дуб у самой воды. Здесь чапыжник разросся до берега, и его побеги оплетали дерево. Я протянул руку к стволу, чтобы удержать равновесие, — и тут же поспешно отдёрнул. Потому что рука нащупала не древесный ствол и даже не шиповник. Там было что-то мягкое.

Присмотрелся и вижу: среди колючек висит какой-то серый и бесформенный мешок. Луна в небе за рекой засияла ещё ярче и осветила лицо, вернее, то, что было когда-то лицом, а теперь больше напоминало праздничный фонарь из тыквы — круглое, раздутое, с тёмными провалами глазниц. С головы свешивался клок волос, будто обрывок чёрной овечьей шерсти, а распухшее и покорёженное тело было без одежды. Женское тело.