Пояс жизни - [6]

Ровно в час он поднялся из-за письменного стола, и в то же мгновение вновь позвонил Герберштейн. Начальник специального отдела просил разрешения приехать для конфиденциального разговора. Джефферс пригласил его к пяти часам. Оставшееся свободное время он провел на опытном заводе, где строился астроплан и лаборатория-самоходка.

Джефферс встретил гостя посередине кабинета.

Руководитель специального отдела был невысоким полным человеком с маленькими пухлыми руками и добрым румяным лицом. Люди, близко знакомые с руководителем отдела, знали, что на его добром румяном лице никогда не появляется улыбка. Герберштейн носил очки с толстыми дымчатыми стеклами, но и они не могли скрыть его взгляда — острого, оценивающего.

Джефферс выжидающе молчал, и Герберштейну пришлось извиниться за звонок в неположенное время.

— Вы могли не знать моего распорядка, — сказал Джефферс. Огромный, с косматыми бровями и седой гривой волос, он казался раза в два крупнее Герберштейна.

Начальник специального отдела знал все о людях, которые его интересовали, но счел за лучшее не вступать в объяснения.

— Я не собираюсь окольными путями выяснять у вас то, что мне нужно, — напрямик сказал Герберштейн. — Вы тесно связаны с Компанией, и, значит, интересы у нас общие.

Джефферс кивнул. Компания по эксплуатации планет частично финансировала Институт астрогеографии, получавший от государства небольшую субсидию, и Джефферс действительно во многом зависел от нее.

— Вот кто интересует меня, да и не только меня, — Герберштейн протянул Джефферсу фотографию.

На Джефферса смотрело немолодое открытое лицо человека с косматыми бровями и пышной седой шевелюрой. Черные живые глаза Джефферса потеплели — он узнал Батыгина. О некотором их внешнем сходстве не раз писали газеты.

Джефферс положил портрет на стол.

— Слушаю вас.

— Не так давно у вашего заокеанского коллеги состоялась официальная беседа с президентом Академии. Мне поручено узнать ее содержание и выяснить замыслы Батыгина. Это трудно, но вы понимаете, что Компания никому не может уступить первенства в эксплуатации планет… Думаю, что в данном случае интересы Компании совпадают и с вашими личными.

Герберштейн быстро взглянул на Джефферса, стараясь понять, какое впечатление произвели на него эти слова, но лицо ученого оставалось невозмутимым; он ждал, что скажет разведчик дальше.

— Батыгин вновь обгонит вас, если мы не будем бдительны. Я знаю, ученому трудно смириться с мыслью, что кто-то может опередить его, отнять заслуженную славу, и поэтому предлагаю вам союз: вы поможете мне, а я ничего не скрою от вас…

— Вы знаете, сколько мне лет? — неожиданно спросил Джефферс.

— Шестьдесят, — без запинки ответил Герберштейн.

— Правильно. А в этом возрасте люди обычно уже не страдают чемпионизмом. Первым я буду или вторым — какая разница?.. Я посвятил свою жизнь покорению космоса, а не бегу взапуски. Если случится так, что на Марс первым прилетит Батыгин, я буду знать — и он подтвердит это, — что в его победе есть доля и моих трудов: он читал мои работы, прислушивался к моим советам. Если первым прилечу я, то Батыгин будет знать — и я во всеуслышание заявлю об этом, — что в моей победе есть большая доля его заслуг, потому что я тоже читал его работы и тоже прислушивался к его добрым советам… Наука сильна единством мысли, связью, преемственностью. А вы желаете нам самого страшного — разъединения во имя какой-то чепухи!

— Наука, содружество, мирное сосуществование! — насмешливо проговорил Герберштейн. — А частная инициатива — разве она отжила свой век?.. Оставим политику политикам. Подскажите лучше, о чем Батыгин мог говорить с президентом?

— О Марсе, о подготовке к Международному космическому году… Мало ли о чем!

— Нет, не о Марсе. Или не только о Марсе.

— Откуда вы знаете?

— Интуиция…

Джефферс усмехнулся и развел руками.

— А если узнаете — скажете? — спросил Герберштейн.

— Только в том случае, если это не будет тайной Батыгина.

— Если это не будет тайной, мне едва ли понадобятся ваши услуги!

Разговор был окончен. Герберштейн откланялся.

Оставшись один, Джефферс задумался. Все последние годы он жил крупными планами и мыслями, он боролся за расширение содружества ученых, радовался долгому миру на Земле, установившемуся взаимопониманию между различными странами… Конечно, он знал о существовании специальных отделов при различных компаниях… Джефферс с сожалением думал, что не сможет освободиться от постоянного контроля со стороны Компании по эксплуатации планет, и вдруг сообразил, что руководители Компании могут доставить ему немало неприятностей… Мысль эта несколько минут занимала его, но Джефферс знал, что ни при каких обстоятельствах, ни единым словом не выступит против Батыгина.

Андрей Тимофеевич Строганов вызвал Батыгина по телевидеофону. Батыгин нажал клавиш, и на экране возникло круглое лицо пожилого, лысеющего человека. Его брови удивленно поднялись, а глаза вопросительно уставились на Батыгина.

— Слушаю вас, — сказал Батыгин и вспомнил, что видеопередатчик у него отключен. Значит, Андрей Тимофеевич его не видит. Батыгину вовсе не хотелось разговаривать с ним и тем более не хотелось, чтобы тот его видел; но не включить видеопередатчик было бы невежливо.