Пояс и шлем - [70]

— Хорошо, я приду, — подумав, ответил герцог. — Но ее величества не будет.

— Мы с пониманием отнесемся к этому, — поклонился Голдин. — Позвольте выразить вам наше сочувствие…

…Голдин крепился почти до самого открытия экспозиции. Но когда мы уже закончили расстановку всех экспонатов, укрепили все пояснительные таблички и расположились в нескольких сдвинутых в круг креслах отдохнуть, он наконец не выдержал нашей атаки.

— В общем-то, это дело было сложным только из-за наслоения совершенно разных обстоятельств, которые друг к другу никакого отношения не имели. Если бы не вмешательство лже-Кантоны, оно, пожалуй, не стоило бы и выеденного яйца.

— Ну, это ты, дружище, загнул, — возразил я. — Мне кажется, Лионель приложил максимум усилий, чтобы все запутать.

— Возможно, то, что я скажу, покажется парадоксом, но часто именно искусственная запутанность облегчает расследование. Так было и в этот раз…

Эта кровь в Белом зале… На самом деле, версия кошек и голубей не выдерживала никакой критики. Окна в Белом зале и днем и ночью были закрыты, и никакой голубь не мог туда залететь. Кровь действительно появилась ночью в запертом зале. Другое дело, что зал находился в средневековом дворце, а тогдашняя архитектура отличалась рядом особенностей…

— Например, подземными ходами и потайными дверьми, — вставил Сергеев.

— Совершенно верно. Тем более что стены в Белом зале, судя по окнам, толщиной, минимум, метра в два — и в них вполне может быть потайной ход. Правда, проверить эту версию я тогда не мог. Но был в ней совершенно убежден, так же как и в том, что все это — дело рук его святейшества…

Я был уверен в этом до самого вечера, пока не явилось второе знамение. Тут уже дело было куда серьезнее. Конечно, версию о Демоне я отвел сразу по понятным причинам. Оставались еще две: массовый гипноз и вмешательство той неведомой нам силы, которая, возможно, затеяла весь тефисийский эксперимент.

Я воспринял это знамение как предостережение от чего-то. Думаю, что и все остальные тоже. А потом, вспомните, что месяц назад на Андрэ уже покушались, и только своевременное вмешательство настоящего Кантоны спасло тогда принца от смертельного яда… Но ведь было ясно, что убийца не успокоится! Так что гибель принца Андрэ меня не очень удивила…

К тому же обстоятельства убийства были весьма примечательны. Во-первых, вы заметили, Олег, как располагалась в теле стрела?

— Я не судебный эксперт, — проворчал Сергеев. — Моя задача была в другом…

— Разумеется, разумеется… Но вы не могли не заметить, что она будто бы была пущена сверху вниз и справа налево.

— Да, я заметил это.

— Я довольно внимательно осмотрел потолок и не обнаружил никаких следов бойниц или потайных окон. Окна наружу были закрыты. Что же касается положения тела жертвы во время выстрела, то как раз нагнуться в этот момент принц, скорее всего, не мог. В противном случае стрела, выпущенная сзади с высоты нормального человеческого роста или выше, вошла бы снизу вверх, а не сверху вниз… Вот если бы он присел на корточки или встал на колени…

— Между прочим, за несколько часов он вполне мог устать и присесть, опираясь на копье.

— Да, верно. Но тут есть еще один момент. Вспомните, куда попала стрела — в очень маленькую по размерам незащищенную область задней части шеи. Выстрелить так точно при отвратительном освещении в сидящего — это, по-моему, уже за гранью возможного. Либо стреляли с очень близкого расстояния, либо…

— Либо что? — спросил я.

— Подумай сам. Представь, что ты хочешь убить человека. Довольно темно. Он одет в рыцарское облачение и должен обязательно быть убит арбалетной стрелой.

— Ну и что?

— А то, что промахнуться или попасть в защищенное место — равносильно самоубийству. Тебя непременно выведут на чистую воду. В общем, надо действовать наверняка. Что бы ты сделал?

— А можно близко подойти к принцу?

— Можно.

— Тогда выстрелил бы с близкого расстояния.

— Но в этом случае стрела не будет пущена сверху. Разве что ты подойдешь на ходулях…

— Ладно, не томи, — сдался я.

— Я предположил, что убийца использовал стрелу как нож… Просто подкрался и ударил принца ею сзади.

— Верно, Лионель ведь оставил арбалет в Голубом зале, — вспомнил я.

— Вот-вот. Тогда понятно, что если он был сзади принца, то просто ударил его сверху вниз и справа налево. То есть правой рукой.

— Вот почему ты сразу исключил Вилана!

— И Трикса тоже. У него ведь очень слабые руки, ты заметил? А у убийцы руки были очень сильные, и рост — не ниже, чем у Андрэ…

Но вот этот обрубок стрелы на месте вчерашних пятен крови… Сегодня — стрела, вчера — кровь… Я не мог придумать объяснения этому обрубку, и это не давало мне покоя. Я очень злился и, помимо своей воли, постоянно связывал его с пятнами… Это ведь Вилан заметил, что вчера здесь — именно здесь! — была кровь, вот я и мучился…

Потом выяснилось, что стрела покрашена, а принадлежит Галахэду, вернее, принадлежала. Уж это довольно ясно указывало на Лионеля.

— Все-таки поясни, — попросил Эррера.

— Видишь ли, такая двойная маскировка — сначала под Демона, потом под Галахэда — свидетельствует только об одном: у настоящего убийцы была очень явная, четкая, всем видимая причина убивать Андрэ. Допустим, кто-то из слуг хочет убить своего господина. Станет ли он делать это стрелой вместо ножа, да еще украденной у Галахэда, да еще перекрашенной — причем нарочито небрежно перекрашенной — в цвета Демона?