Повторить Нельзя Любить - [12]

Полезно изменить вопрос, например, «я вчера наорал на ребенка и сорвал на нем раздражение, вызванное нервотрепками на работе». После такого описания вопрос «а как мне сделать моего ребенка смелым и уверенным?» будет неуместен, поскольку сразу же покажет ваше желание перевести стрелку на ребенка и снять с себя ответственность за кое-что. Тогда получается: «как мне сделать моего ребенка смелым и уверенным, если я не хочу брать на себя ответственность за происходящее (в том числе за свои нервы) и считаю ребенка причиной всех бед?»

Может оставить ребенка в покое? Раздраженный и безответственный родитель, слепо реализующий чудесный рецепт воспитания — с пеной у рта, криками и кулаками — грустное зрелище. Здесь попытки требовать улучшения могут привести к противоположным результатам.

Попробуйте переосмыслить отношения с собственными родителями. Определите острые моменты. Если родители вменяемы — проговорите эти моменты с ними. Это позволит на практике немного разминировать прошлое. Парадоксально? Но если вы намерены изменить ребенка — «просветлите» отношения с собственными родителями, особенно в случае, если вы не можете простить им своей «слабости» и их «несправедливости». Если это еще возможно. Но не всегда — как в следующей истории.

Слышишь только себя

Утро выдалось сладким. На веки прыгнула стайка солнечных зайцев, и Макс чувствовал себя дедом Мазаем. Осторожно, чтобы не вспугнуть зайцев, он потянулся и… задремал. В детстве, когда родители уходили на работу, он оставался среди сервантов, шкафов и игрушек. В пьянящей тишине и свободе: сам себе хозяин среди пылинок, парящих в лучах солнца. Ах да, и обязанностей помыть посуду, и убраться в доме. Но вместо этого собиралась из стульев, подушек и книг пещера медведя. Когда родители возвращались, нелегка была их участь. Но к медведю они были добры. Медведь любил дорогие шоколадные конфеты, и к вечеру берлога была полна фантиков и распотрошенных коробок. На удивленный возглас родителей медведь ворчал «они первые начали» и это стало семейным преданием.

Макс открыл глаза, вздохнул. Встал с дивана и подошел к зеркалу. Ему печально улыбался худенький, небольшого роста мужчина лет 45 с острым носом, высоким в морщинах лбом и редкой шевелюрой.

Месяц назад Макс потерял хорошую работу. Впрочем, горек был не сам факт увольнения, он был готов к такому финалу, поскольку дальнейшая работа теряла смысл по причине хаоса и развала в компании. Направление, которое он поднял с нуля, бездарно перестроили и… должен же быть кто-то — кто скажет правду.

Горечь создавала странное, нежданное ощущение, которое периодически возникало как-то помимо воли, само собой. Оно напоминало озеро, которое своей полноводностью и мощью когда-то радовало глаз тех, кто гулял на его берегах и слышал плеск волн. Но теперь вода ушла. Обнажилось дно и то, что скрывали блестящие воды. Кто раньше восторгался озером, в негодовании замерли, достали бинокли и стали разглядывать, тыкать пальцами и переговариваться. Но если они могли уйти от бывшего озера в более приятные места, то само бывшее озеро никуда от себя и своего дна уйти не могло. И то, что это стало очевидным фактом жизни — и фактом, судя по всему, финальным — вгоняло в печальную злость.

Макс отвернулся, подошел к окну и раздвинул шторы: взмахнула крыльями чайка под чашей неба с бело-синими разводами. Солнце оттенило фасады старых высоких домов на набережной. За спиной тишина дома.

Макс попытался усадить себя за компьютер, чтобы разослать резюме по свежим вакансиям. Первая страница сайта по трудоустройству вызвала отвращение и почти физическую тошноту. На секунду закрыв глаза, представил как тысячи таких же как он пожирают глазами строчки, правят резюме под вакансию, обновляя ключевые слова и вбивают «отправить». В службе персонала девица в строгих очках и мини-юбке, устало распечатает тройку резюме, которые показались ей «вроде-бы-вау» — как правило, это те, которые видны в почтовом ящике последними. Покачивая бедрами, направится в кабинет начальника, небрежно сжимая тонкими пальцами левой руки распечатанные листы.

По пути игриво хлестанет ими лоб какого-нибудь линейного менеджера, уснувшего за монитором, и выпьет капучино у автомата в коридоре, обронив пару кремовых капель на белые листы. Затем спустится покурить, оставляя яркую помаду на сигарете, будет выдыхать дым вверх и разводить руками, впитывая слухи корпоративной деревни. По ходу на минут десять остановится позвонить маме, рассматривая город с высоты лестничного пролета. Взглянет на часы, крепко выругается, быстрым шагом побежит в кабинет начальника. Так листы, впитавшие запах табака и кофе, окажутся на стеклянном столе, заваленном отчетами. Лысеющий мальчик лет тридцати рассеяно спросит «отобрали?» — на что девица, не моргнув глазом, ответит утвердительно. Он разложит колоду резюме перед собой и быстро — провидец — укажет пальцем на лицо, выражающее непритязательную готовность или отчаянную уверенность.

И это произойдет одновременно в тысяче мест. Тысячи будут входить в офисы и продавать себя. Другие тысячи — обитающие в офисах — будут откровенно рассматривать первых, делать пометки в блокнотах и задавать вопросы. Точно по единому сигналу первые скажут последнее слово, улыбнутся и выйдут из кабинета, скрывая тревогу и смущение, отчаяние и надежду. Вторые переглянутся — и кивнут головой, во взгляде их истина, которую трудно смутить. Раз в пять-семь лет первые постепенно меняются местами со вторыми и великая игра продолжается снова.