Повстанцы - [137]
Неожиданно у Катре появился еще один заступник, на которого она совсем не рассчитывала.
На другой день в поместье пришел Кедулис. Отыскав Пшемыцкого, принялся рассказывать, что вчера приходила дочка. Ловя руку управителя для поцелуя, Кедулис молил сделать так, чтобы Катре осталась служить в хоромах, не выходила замуж за этого сорвиголову. Но Пшемыцкий был другого мнения. Ему надоели вечные скандалы из-за этих девок. Хватит и одного головореза — Пранайтиса! Накликать на свою голову второго — еще пострашнее? Ни за что! Пусть Кедулис забирает свою Катре и поскорее Проваливает! Так посоветовала пану Скродскому панна Ядвига.
Грубо оттолкнув опешившего старика, Пшемыцкий сердито цыкнул:
— Задумал пану Скродскому перечить? Барин согласился на брак и все Бальсису простил, Панна Ядвига для Катре подарок готовит. А ты тут скулишь, вместо того чтобы радоваться! Ступай домой свадьбу готовить.
Кедулис не поверил своим ушам. Куда теперь идти, к кому обращаться? Нет, коли управитель говорит — значит, так оно и есть. Расстроенный и сердитый, возвращался старик в село.
Через несколько дней на Кедулиса обрушился новый удар. Ксендз Мацкявичюс, возвращаясь от больного, заехал в Шиленай. Завидев нежданного гостя, Кедулис хотел уже забиться под навес, но ксендз зычно окликнул:
— Иди сюда! Привез тебе хорошую весть.
Кедулис нехотя вылез и, стряхивая прилипшую к сермяге труху, пошел встречать Мацкявичюса. С огорода подоспела Кедулене, и все втроем вошли в избу.
Недолго прогостил ксендз у отца Катрите. Минуту спустя он снова появился во дворе, сопровождаемый обоими стариками. Сдвинув шляпу на затылок и похлопывая Кедулиса по плечу, повторял:
— Не серчай, отец, а делай, как я советую. Говорю тебе, все будет хорошо.
Вскоре Кедулене, повязавшись самой лучшей праздничной косынкой, засеменила к Бальсисам. Еле успев вымолвить: "да будет прославлен…", бросилась целовать Бальсене и, присев с ней у окошка, заговорила:
— Ай, голубушка ты моя, скажу тебе большую новость: согласился отец выдать Катре за вашего Пятраса!
— Неужто вправду, голубушка?! — удивилась Бальсене, позабыв даже пощупать и похвалить косынку соседки.
— Чистая правда. Только послушай.
И она начала описывать спор Катрите с отцом и посещение Мацкявичюса.
— Ксендз все знает, голубушка. Пятрас у него побывал, а теперь, видать, и Катре ему рассказала. Отец упрям, ничего не скажешь, но и Катре не лыком шита, голубушка. Не испугалась. Всю правду отцу выложила, а сама, как уголь, пылает. А ксендз и в разговор не пускался: отец, мать, говорит, в будущее воскресенье выкликну оглашение вашей дочери Катре и Пятраса Бальсиса. Готовьте свадьбу, меня зовите. Отец хотел было спорить, но знаешь, голубушка, нашего ксендза — сказал, как топором отрубил. Давай отца стыдить; ты, говорит, ради своего упрямства дочери жизнь губишь. Надо ее поскорее из болота вытаскивать. Пятрас, говорит, отличный парень. Будут жить в ладу. Да где уж там, голубушка, все и не перескажешь!
— Так что же отец? Согласился? — спросила просиявшая Бальсене.
— А что ему делать? Не посмел ксендзу наперекор… Но ясно слова не вымолвил. Только сквозь зубы: пусть сами знаются; как постелешь, так и выспишься. Уж этот наш старик так сердце терзает!
— Насчет оглашения не спорил? — снова озабоченно спросила мать Пятраса.
— Не спорил. В будущее воскресенье огласят. Боже ты мой! Кончилась бы эта забота…
И обе стали совещаться, как справить свадьбу.
В тот же вечер Винцас Бальсис отправился с новостями в поместье. Катрите очень обрадовалась, хотя ей было уже известно, что Пшемыцкий говорил с отцом и что должен вмешаться Мацкявичюс. Поэтому она со дня на день ожидала такой вести.
Слушая Винцаса, старалась не показывать своих чувств. Радость омрачалась заботой о свадьбе, о дальнейшей жизни. Она хорошо знала своего отца. Согласился ее замуж выдать, но этого ей не простит. На его помощь в трудную минуту не рассчитывай. Наверно, и Скродский затаил обиду на Пятраса. А что ее ожидает на чужедальней сторонушке, среди незнакомых людей? Воскресли все прежние сомнения. Но радость снова приливает к сердцу. Наконец-то она вырвется из этой черной жизни. Будет вместе с Пятрасом! С ним ей не страшны никакие беды и горести.
Когда Винцас все рассказал, она поглядела на него светлыми глазами и улыбнулась:
— Как все хорошо, Винцялис! Теперь только Пятраса повидать. Попляшешь на нашей свадьбе?
— Попляшу! — обрадовался Винцас и заранее притопнул. — А насчет Пятраса не тревожься — дам ему знать!
В воскресенье после проповеди ксендз Мацкявичюс огласил, что "в брак вступают Пятрас Бальсис и Котрина Кедулите, оба из села Шиленай". В деревне уже знали о предстоящей свадьбе. Все-таки оглашение вызвало пересуды и догадки. У всех на языке был Кедулис; одни дивились, другие потешались над ним.
В тот же день Сташис, также недолюбливавший Бальсисов, встретил Кедулиса:
— Уступил, соседушка? Упрямого зятя получишь…
Кедулис, не выпуская изо рта трубки, брызгая слюной, нехотя забурчал:
— Пусть сами разбираются… Как постелешь, так и выспишься.
— Говорят, за них ксендз и паненка вступились? — не унимался Сташис.
