Повстанцы - [117]

Подошли еще двое мужиков. Они, должно быть, рассчитывали что-нибудь услышать от ксендза, известного заступника простых людей.

— Так как, братцы, будет с договорами на землю и с повинностями? — спросил Мацкявичюс. — Сурвила, я слышал, справедливый пан, столкуетесь.

— С паном, может, и сговорились бы, — отозвался пожилой хозяин. — Только не знаем, как уговариваться насчет земли?.. Ведь, по правде сказать, — она наша. Вдесятеро мы за нее отработали. Да еще такие деньги платить! Нет справедливости для людей.

— Верно говоришь, отец, — поддержал Мацкявичюс, — у панов и у власти простому человеку нечего правды искать.

— Так что же делать, ксендз?

Этот вопрос Мацкявичюс слышал уже неоднократно и не раз на него отвечал. Но всякий раз это его волновало. Таким вопросом неизменно заканчивалась беседа с крестьянами, а ксендз всегда направлял ее так, чтобы мужики сами убедились в безысходности своей судьбы. И теперь Мацкявичюс заговорил, внезапно загораясь:

— Что вам делать? Пока что обождите, потерпите. Правда придет, словно буря, и смахнет панов и чиновников, как былинки, как дорожную пыль! Говорю вам, кто на какой земле живет, та земля ему и принадлежит. А у кого земли нет, когда восстанем, тот заслужит и получит. Ну, будьте здоровы, братцы!

Он ударил кнутом лошадь и покатил дальше. Изумленные крестьяне провожали его взглядами, полными надежд и тревоги.

— Ой, ксендз, — вздохнул Дымша, — всей душой я за ваши слова, но поостерегитесь! И то толкуют, что вы бунт готовите. Боюсь, что вам его и не дождаться.

Мацкявичюс усмехнулся.

— Не бойтесь, пан Дымша. Коли за меня возьмутся, то прежде всего сам епископ. Тогда уж верный знак: надвигается буря! Буду знать, как себя вести. Мои люди пойдут со мной.

Через полчаса они добрались до Клявай.

У входа в барский дом их встретил Виктор Сурвила, молодой, высокий, с продолговатым смуглым лицом, с черными усиками и небольшими бакенбардами. Черные, немного запавшие глаза глядели открыто, внимательно. Поздоровавшись, он вежливо пригласил гостей в комнаты.

Появился Акелайтис. Поспешно, как всегда, сбежал с лестницы, кинулся приветствовать прибывших.

— Ксендз! Давно не видались! И господин Дымша! Я счастлив, что вы приехали. Пан Сурвила доставил нам всем неописуемую радость. У пана Виктора такое множество новостей!

— И я рад вас видеть, — отозвался Мацкявичюс, — тем более, что у меня к вам дело.

— О делах потом, а сейчас попрошу в комнаты, — приглашал Виктор.

В гостиной кроме хозяев сидели еще Шилингас из Пабярже и Кудревич из Сурвилишкиса. Все были знакомы между собой, и беседа потекла без труда, хозяева умело заняли гостей разговором о соседях и сельских работах. Всем не терпелось услышать от Виктора новости, но он поджидал остальных приглашенных — Ядвигу Скродскую и Пянку.

Наконец за окнами загромыхал фаэтон, и Виктор поспешил навстречу гостям. Минуту спустя он ввел в гостиную Скродскую.

— Пан Пянка не приехал, — пояснил Виктор. — Задержался. А где, известно разве что панне Ядвиге.

— И я не знаю, — возразила Скродская. — Должен был прибыть из Вильнюса. Как видно — запоздал. Ну, прежде всего, разрешите поздороваться.

Она подбежала к хозяйке дома.

— Ядзя! Ты очень изменилась за эти два года, — говорила, целуя гостью, пани Сурвила.

— К лучшему или к худшему? — шутливо осведомилась Ядвига.

— Разумеется, к лучшему. Похорошела, повзрослела, выглядишь настоящей дамой.

Ядвига засмеялась коротким, звонким смешком:

— Значит, постарела! Зато и вправду стала самостоятельной. Отец не отпускал, а я взяла и приехала. Чем не эмансипация?!

Упоминание о Скродском было неприятно Сурзилам, Ядвига словно упрекала их, что они не пригласили и его. Но Ядвига, видимо, не собиралась никого укорять и не стеснялась говорить об отсутствующем отце.

— В своих отношениях с людьми папа придерживается своеобразной тактики, которая в наши времена не годится. Признаюсь, я с ним не лажу, у нас уже возникли весьма неприятные конфликты.

Желая перевести разговор на более общие темы, старый Сурвила заметил:

— Пан Скродский — дворянин консервативных взглядов и в экономике, и в политике. В Литве немало помещиков, которые рассуждают и поступают, как он.

— Слабое утешение! — сверкнула глазами Ядвига. — Мы, молодые, должны искупить ошибки своих отцов. Не так ли, пан Виктор? обратилась она за поддержкой.

— Радуюсь прекрасным намерениям панны Ядвиги, — сдержанно улыбнулся молодой Сурвила.

Он, пожалуй, и себе не хотел признаться, что втайне ожидал Скродскую, а теперь зорко наблюдает за ней. Мать права: Ядвига переменилась к лучшему. И то, что он уже слышал о ней, и эти ее слова свидетельствуют, что помыслы, чувства и дела не разделят их в событиях недалекого будущего.

Теперь Ядвиге предстояло поздороваться с Мацкявичюсом.

— Пан Виктор, познакомьте меня с ксендзом, — прошептала она.

Но Мацкявичюс услышал и первый протянул руку:

— А мы уже знакомы, панна Скродская. Видел вас на похоронах Даубараса. Вы слушали мою проповедь на кладбище.

Ядвига не нашлась, что ответить. Почти с испугом смотрела на него, готовая встретить суровый взгляд, но на этот раз глаза у Мацкявичюса были добрые, снисходительные, чуть насмешливые.