Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - [60]

.

Московский суконный двор был, по существу, первой большой суконной мануфактурой в России. Он был основан в 1705 году «для дела немецких сукон», шедших на камзолы и кафтаны для создававшейся Петром I регулярной армии. К 1719 году на двадцати суконных и шестидесяти каразейных станах трудились 598 работников, производя 1480 аршин сукна и 14 700 аршин каразеи в год. За шесть лет руководству мануфактуры удалось существенно расширить производство: в 1725-м 98 суконных и 60 каразейных станов обслуживали 1129 человек, выпуская 22 600 аршин сукна и 59 700 аршин каразеи. Однако добиться того, чтобы отечественное производство сукна полностью удовлетворяло запросы армии, всё равно не удавалось. Так, в 1718 году для пехоты и кавалерии требовалось 125 500 аршин сукна на мундиры и соответствующее количество материала на подкладку, между тем на Суконном дворе за пять лет, с 1714 по 1719-й, был выработан всего лишь 31 161 аршин сукна. Поэтому ткани для армии продолжали закупать за границей.

Предприятие располагалось на правом берегу Москвы-реки, напротив Кремля, близ Всехсвятского (Большого Каменного) моста, между современной Софийской набережной и Болотной площадью. У моста находилась сукновальная мельница, заменившая ручную валку механической при помощи энергии воды. Ядро мануфактуры составлял комплекс каменных двухэтажных строений, смыкавшихся в прямоугольник. Значительная его часть была отведена под рабочие помещения. В «шерстоснимательной палате» сидели мастера, вручную, при помощи особых ворсильных шишек поднимавшие ворс, который подстригали «дрогшейдеры» особыми ножницами, закупаемыми за границей. «В верхних покоях» располагались мастерские, где находились ткацкие (суконные и каразейные) станы. В «жомной палате» происходило тиснение сукна с помощью прессов. В «красильной палате», с шестью медными котлами и тремя деревянными кубами, окрашивали ткани в зеленый и синий цвета. Кроме этого, на Большом суконном дворе находились сушильни, кладовые, жилые помещения для мастеров, контора для делопроизводства, харчевня и различные деревянные строения хозяйственного назначения[312].

Суконный двор никогда не отличался чистотой. Так, летом 1721 года специальным указом Берг-коллегия велела его хозяевам-«компанейщикам» (годом ранее мануфактура была передана в частные руки компании купцов во главе с Владимиром Щеголиным)^[313]313 содержать помещения таким образом, «чтобы никакого навозу на тех дворах и в полатах не было». В указе было отмечено, что «весь двор и нижние полаты и светлицы более годны употребить х конюшням и сараям, ибо в них такавая вонь, что нельзя в них быть»[314]. Но ситуация, по всей видимости, после этого коренным образом не изменилась. Спустя 20 лет, в 1741-м, составители Суконного регламента, обследовав московские мануфактуры, были вынуждены констатировать, что помещения «в такой плохой почине содержатся, что теча от снега и дождя, и валящийся сквозь щели неплотных потолков песок и сор людям работу в руках марает и портит»; полы везде «гнилы и в досках множество скважин, и кирпичи или камни в разных местах выломаны»; пространство между зданиями сплошь застроено «разными малыми из досок строениями» и заставлено «всякою деревянною посудою и многими другими вещами»; помещения настолько темные, что «ткачи насилу и столько денного света имели, дабы ткание свое точно высмотреть… а скребальщики и кардовщики обще с прядильщиками принуждены были работу свою в темноте за станами исправлять» и т. д.[315] В 1756 году работники Большого суконного двора, протестуя против привлечения к работе их жен и дочерей, отмечали, что при тесноте в производственных помещениях («человек от человека не более аршина») мужчины часто работают без рубах, а иногда «приходят пьяны и являются беспокойны, и в том происходят от таковых всякие скверные слова и прочие азартные дела».

В таких условиях «фабричные» трудились иногда по 14 часов в сутки: весной и летом суконщик должен был «в показанное ему на фабрике место для работы являться» в четыре часа утра, а «с работы сходить» в девятом часу вечера при двухчасовом перерыве на обед[316]. Ворота во двор, которые находились со стороны Софийской набережной, на время работы запирались. В 1722 году работники жаловались, что главный «компанейщик» Владимир Щеголин «двор суконной запирает, и велят нам есть у себя на дворе в харчевне, которую имеют от себя прибытку, а харч держит он от себя свой и продает против гороцкова против дорогою ценою, и от той нам харчевни есть великая нужда и убыток, что проелись и одолжались». «Компанейщики» на это обвинение ответили, что двор запирается «для их (работников. — Е.А.) пьянственного дела и озорничества, а во время обеда и полудня и вечера дана воля всем сходить». Из этого объяснения видно, что хозяева не особенно церемонились со своими работниками. Летом 1721 года Берг-коллегия специальным указом велела обращаться с «мастерами-иноземцами» «по их достоинству», «а ковать и батожьем бить оных отнюдь не велеть»[317]. Если даже высококвалифицированные и хорошо оплачиваемые иностранные мастера могли подвергаться физическим наказаниям, что уж говорить о простых российских учениках и подмастерьях!