Повседневная жизнь Версаля при королях - [12]

Лозен

Это был необычайно миниатюрный мужчина — «самый маленький из когда-либо созданных Творцом», — но отлично сложенный, в высшей степени элегантный, белокурый, с пламенным взором и с выражением дерзкой и насмешливой отваги. Женщин он очаровывал, и даже завзятые гордячки дарили его благосклонностью. При дворе Людовика XIV, где он был одним из наиболее ярких действующих лиц, ему, как любому богачу, приписывали блестящие победы. Среди его жертв числили даже четырех «богинь», четырех возлюбленных самого короля: мадемуазель де Лавальер, герцогиню Валентинуа, мадам де ла Мотт-Аржанкур и маркизу де Монтеспан. Упоминалось и множество других; их количество было столь велико, что Лозен был вынужден как-то от них отделываться, а это приводило к шумным развязкам.

Две сестры-принцессы Савойского дома, безумно влюбившись в крошечного повесу, бросили жребий, чтоб решить, кому же он достанется; он пренебрег обеими. Тогда одной их них, Жанне-Баттисте, пришлось с разбитым сердцем стать властительницей Савойи, другой, Мари-Франсуазе, — королевой Португалии.

В то время как одним, искренне влюбленным, суждено изнемогать во вздохах и мольбах, в надежде покорить суровость обожаемых женщин смирением, другим — явным любимчикам богов — словно на роду написано не встречать, как выражались тогда, «жестокосердых». До чего хотелось бы обладать талисманом, который приносит такое множество легких побед! Тот, которым владел Лозен, по плечу не всякому: обычно изысканно любезный и донельзя вежливый, он обращался со своими поклонницами словно с уличными девками, и, видимо, сама эта грубость, эта наглая бесцеремонность была неотразима.

Всем запомнилось, как однажды в Версале в королевских покоях во время игры в карты, когда дамы, «чтоб было попрохладней», уселись на пол, Лозен увидел среди них свою любовницу, которую подозревал в измене. Улыбаясь, сыпля шуточки налево и направо, он подходит к группе и внезапно, крутанувшись на высоких деревянных каблуках, раздавливает руку бедной женщины — та захлебывается в слезах.

Такова его обычная манера: необычайно предупредительный и приветливый с посторонними, он в такой же мере угрюм, сварлив и злобен в обращении с близкими; он устраивает им сцены, без конца обвиняет, засыпает их угрожающими письмами… Не этим ли покорял он благородных, пресыщенных фимиамом лести и пошлыми комплиментами дам двора? Воистину тайна женской души непостижима! Уж не Лозена ли имел в виду Мольер, когда сочинял свою полную глубокого смысла реплику: «Ну а если мне нравится быть битой?»

Мадам де Севинье[46] в одном из своих знаменитых писем рассказывает о сильнейшем шоке, потрясшем двор, когда выяснилось, что наглец Лозен вознамерился жениться на Великой Мадемуазель.[47] Боже, какой срам: принцесса королевской крови, внучка Генриха IV, двоюродная сестра Людовика XIV! Это случилось в 1670 году. Ее Высочество была пятью годами старше этого проходимца, в которого влюбилась пылко, безумно, будто опоенная каким-то зельем. Это была внезапно вспыхнувшая, воистину роковая страсть.

Невероятная богачка, она принялась осыпать своего любимца подарками; привычный к милостям судьбы, тот позволял их делать. И это были вовсе не пряжки для башмаков или булавка для жабо, но сначала графство д’Ю, первое пэрство Франции, потом герцогство Монпансье, затем Сен-Фаржо, за ним герцогство Шательро; в целом — 22 миллиона сеньориального дохода, то есть 50 миллионов по нынешним деньгам. «Вот это и есть любовь?» — как сказал бы Фигаро.

Свадьба принцессы с этим донжуаном была делом решенным. Сам король дал согласие: скорее всего, движимый застарелой обидой, засевшей в нем еще со времен Фронды, он был непрочь позволить кузине совершить глупость, в которой она не замедлит раскаяться. Но всемогущая в те поры фаворитка мадам де Монтеспан в интересах семейной чести наложила на брак свое вето.

Влюбленную Мадемуазель трясло от негодования, в отчаянии она каталась по полу и испускала душераздирающие вопли. Куда более хладнокровный Лозен был тем не менее тоже задет. В один прекрасный день он проник к своей обидчице и нанес ей дикое словесное оскорбление. Никогда в старых стенах Сен-Жерменского замка, где произошла эта сцена, не раздавались подобные обвинения: величественной Эгерии[48] Великого короля пришлось услыхать, как ее называют… о, нет, нет! Хоть они и исторические, но эти слова воспроизвести невозможно, лишь такие эвфемизмы, как «потаскуха», «падаль», «дрянь», «сволочь» могут приблизительно передать их смысл. Выпустив таким способом свой гнев, Лозен оставил фаворитку в слезах, почти без чувств. В этом состоянии ее застал король и выяснил причину волнения. В тот же вечер Лозен был арестован и отправлен в далекую крепость Пиньероль.

Дело приняло совсем нешуточный оборот: окно едва освещает камеру, сквозь брусья новехонькой решетки виднеются далекие снежные вершины Пьемонтских Альп. Общение с каким-либо живым существом, кроме тюремщиков, исключено. Мертвая тишина и абсолютное одиночество. В первые дни затворник мечется по камере, как помешанный, как попавший в клетку лев; он царапает стены, выискивая щель, чтобы убежать, он тщетно пытается поджечь каменный гроб, где обречен заживо сгнить… Ему неведомо, что принцесса и некоторые опечаленные его изгнанием знакомцы изобретают способы спасения. Но против него такое множество оскорбленных отцов и обманутых мужей, что пожизненного заключения ему не миновать.