Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII - [40]

Какой бы ни была сухой официальная статистика, мы видим, что неожиданность открытий, которые она предлагает исследователю, позволяет обнаружить даже некоторые живописные подробности бытия парижан эпохи Людовика XIII. А наша собственная статистика, кроме того, ставит своей целью доказать, что в начале XVII в. богатые горожане надеялись скорее на прибыли от сдачи в аренду своих отдаленных от столицы владений или на постоянные доходы от духовенства, пособия и пошлины на соль, на городские займы (в Париже и в Лионе в особенности), чем от недвижимости, приобретенной в черте города. Так что же, получается, будто быть собственником жилья в столице оказывалось невыгодным? Нет – если учитывать высокие и постоянно растущие цены, установленные за наем домов и квартир[62]. Да – если принять во внимание плачевное состояние зданий, которые строились куда чаще неопытными каменщиками, чем профессиональными архитекторами, и в силу упущений, неизбежных при такой работе, быстро становившихся хрупкими и ненадежными, да к тому же еще и пожароопасными из-за обычных в те времена недостатков в конструкции каминов.

Если рассматривать эти дома (пока не станем говорить о роскошных особняках, которые можно назвать отелями, а можно порой и дворцами) с точки зрения интерьера, – а с внутренним устройством старинных зданий можно познакомиться, посетив те, что дожили до наших дней, в частности, в квартале Маре, – сразу понимаешь: комфортабельными их можно назвать лишь с большой натяжкой. Войти в них можно было значительно чаще через низкие двери, чем через широкие ворота, подниматься с этажа на этаж приходилось по узким темным лестницам, постоянно хватаясь за деревянные или железные перила, чтобы не свалиться вниз. На площадках в квартиры тоже приходилось взбираться по ступенькам, потому что они располагались на странном возвышении, а внутри почти всегда – двигаться по дурацким коридорам с выступами, которые вели в комнаты, причем более или менее просторные чередовались с «конурами» или «чуланами», где, как правило, жили слуги и где было всегда темно, как в гробу. Улицы, на которых стояли дома, были узкими, из дворов свет тоже поступал скудно, потому квартиры казались мрачными, свет если и был, то очень слабый, если только квартира не находилась под самой крышей[63].

Наверное, мы бы не смогли ничего узнать о внутреннем убранстве этих квартир, если бы некоторые найденные нами описи имущества, составленные после кончины их владельцев, не открыли нам реального положения вещей. Шесть таких инвентарных описей, до сих пор не опубликованных, позволяют нам обнаружить среди снимающих жилье парижан шесть разных персонажей, живших во времена Людовика XIII. Это скромный горожанин; священник, находящийся экономически на более высоком уровне; государственный советник; президент Большого Совета; слуга мадемуазель де Монпансье и, наконец, блестящая придворная дама.

Первого из персонажей, которых выводят на свет Божий описи имущества, звали Пьером Карлье. В свидетельстве, выданном нотариусом, род его занятий определен как «парижский буржуа», оттуда же мы узнаем о том, что он был женат на вдове по имени Жанна Дарлю, у которой имелась дочь, впрочем, очень скоро вышедшая замуж за контролера поступления в столицу вин, а еще о том, что у супругов был маленький сынишка. В мае 1642 г. эта чета обитала на Большой улице предместья Сен-Марсель, в простой комнате на четвертом этаже дома с вывеской «Плоды жизни».

Нам ничего не известно о том, какие плоды жизни вкушал Пьер Карлье, проживая под этой вывеской, но все его состояние после смерти обозначено в свидетельстве цифрой в 700 ливров (наличными и долговыми обязательствами), к которым можно добавить на 524 ливра движимого имущества, при этом не забыв упомянуть, что если оно и представляло собой «плод жизни», то плод скорее с червоточинкой. Никакой профессии нотариус не указал. Но тем не менее можно представить себе нашего буржуа, проступающего сквозь туман веков, в виде вполне респектабельного гражданина, вполне прилично одетого в плащ из плотного испанского сукна, украшенный шелковой оторочкой, пурпуэн и штаны из сукна потоньше (drap d'Usseau), на голове – шляпа из вигоневой шерсти, все черное… Мало того, в запасе у нашего персонажа оставались еще один плащ – этот из беррийского сукна, столь же неяркий, да две пары шерстяных чулок.

Устроенный в жизни так, как всякий другой его современник того же роду-племени, ведущий подобный же – размеренный и упорядоченный – образ жизни, наш герой за недостатком средств вынужден был быть весьма изобретательным. А попробуйте не быть изобретательным, живя с женой и маленьким сыном в одной-единственной комнате, которую приходилось приспосабливать и под кухню, и под столовую, и под спальню, и даже под чердачную кладовку – в зависимости от того, чем занималась семья в это время дня. На стенах комнаты висели два подобия «руанских стенных ковров» и пять картинок: на меди, на дереве и на ткани, с сюжетами, выдававшими набожность хозяев.

Таков был общий вид скромного жилища и его владельца, а если описывать первое подробнее, то получится вот что. Справа и слева от широкого камина с железным крюком для котла над огнем и коваными цепями «под античность», в той стороне, где размещалась кухня, – казанок, две решетки для жаренья, вертел, два поддона под него, куда положено стекать мясному соку, две сковороды, бронзовый котел, три половника и тут же был прикреплен подсвечник желтой меди – единственная сальная свеча – на все помещение… Неподалеку от этого подобия кухни в этом подобии квартиры находилась «столовая», ореховая мебель в которой была, видимо, гордостью хозяев, ибо всю остальную обстановку иначе как убогой и не назовешь. Этот гарнитур из многих предметов, вероятно, позволял принимать целые орды приятелей-гуляк, потому что даже один только стол, воздвигнутый на семь ножек-колонн, обычно покрытый зеленым сукном и окруженный десятью табуретами, составлял явную диспропорцию с нуждами семьи из трех человек. А еще был огромный «кафедральный» буфет с двумя отделениями, где мадам Карлье хранила обычные для тех времен – оловянные – горшочки, блюда, кубки, кувшины для воды, тарелки, а рядом и более редкую для эпохи Людовика XIII посуду – горшочки, блюда, солонки, миски и чашки из фаянса. Здесь же лежали восемь совсем дрянных ножей, купленных по дешевке, зато почти новеньких: мясо не часто появлялось в обеденном меню нашего мелкого буржуа.