Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - [6]

Когда этот распорядитель времени, столь произвольно повелевавший им, как это может делать только хозяин, принимал свое верное или неверное решение, звонили колокола, извещая верующих, а также монахов или клириков, что настал один из важных часов суток, а именно: заутреня (полночь), хвалитны (три часа), первый канонический час, или прима (шесть часов), третий час, или терция (девять часов), шестой час, или секста (полдень), девятый час, или нона (пятнадцать часов), вечерня (восемнадцать часов) или повечерие (двадцать один час).

Кроме того, в Париже о приходе дня официально оповещал жителей звук гайты[7] с высоты одной из башен Шатле, давая знать городским дозорным, что их служба кончилась и им можно сдавать посты. И начиналась городская жизнь, столь же ранняя, как и крики петухов, возвещавших восход солнца.

Хотелось бы проследить в подробностях и от начала до конца один день парижанина в году 1250-м: это была бы выразительная картина тогдашней жизни в миниатюре. Но очень быстро понимаешь, что такое желание неосуществимо. Кого следует взять, какой персонаж выбрать в качестве характерного? Разве городское население уже в то время не отличалось многообразием режимов дня, которое трудно описать? Конечно, какие-то правила и повседневные привычки, общие для всех жителей города, которые более или менее строго соблюдал каждый, существовали. Например, большинство людей ело трижды в день: первый прием пищи, завтрак, приходился часов на девять; второй, обед, — на полдень, третий, ужин, — на шесть вечера. Кроме того, почти все после обеда отдыхали, некоторые даже спали. Наконец, в канонические часы и в часы, установленные правилами, все должны были соответственно исполнять религиозный долг или обязанности сообразно своему положению. Но как войти в подробности жизни людей, занимавших разное положение?

Людовик Святой, особенно после возвращения из Святой земли, вел жизнь, методично упорядоченную и подчиненную принципам, от которых он никогда не отступал. Каждый день он начинал с того, что слушал канонические часы, реквием без песнопения и повседневную мессу с песнопением. Утром он заседал в совете, творил суд у ворот или под вязом, а также занимался разными другими делами. За обедом, происходившим у него обычно в большом зале дворца, он все так же следовал долгу: отличаясь большой воздержностью и умеренностью, никогда не выбирал блюд, а ел все, что ему подавали, всегда разбавлял вино водой в стеклянном бокале, протягивая его стоящему за спиной слуге, чтобы тот лил туда воду; однако одновременно он усердно пекся о бедных, которых числом более ста принимал в этом зале, часто нарезая для них самолично хлеб и мясо и не отпуская никого, не выдав несколько денье. К тому же прямо за столом, рядом с королем, всегда сидело три самых убогих старца — и за ужином, и за обедом.

Если после обеда к королю приходили менестрели, он слушал их сидя; потом вставал, и капелланы в его присутствии читали благодарственную молитву. Далее он отдыхал и спал. Однако если он принимал пищу в личных покоях, то порой садился у подножия своей кровати и беседовал с близкими. Если какой-нибудь доминиканец или кордельер предлагал королю прочесть книгу, которая ему нравилась, тот отвечал: «Нет, не читайте мне: после еды нет лучше книги, чем добрая беседа, когда каждый говорит, что хочет». Почти так же он вел себя за городом, где летом после обеда любил встречаться на лугу со своими рыцарями; там он охотно обсуждал моральные проблемы.

По окончании послеобеденного отдыха он служил службу за усопших с одним из своих капелланов, а потом слушал вечерню. Вечером он присутствовал на повечерии.

Прежде чем лечь спать, он заходил к своим детям, за воспитанием которых внимательно следил. Им он рассказывал о славных деяниях добрых королей и императоров, с отвращением повествовал о дурных делах, совершенных злыми богачами, учил их читать часослов.

Но вел ли кто-либо такой же образ жизни, как король?

Один ломбардский рыцарь, проведший большую часть жизни на Востоке, Филипп Новарский, около 1265 г. в нравственном очерке о человеческой судьбе эскизно изобразил, как по его представлениям должен проходить день достойного человека: на рассвете надо сотворить три крестных знамения во имя Троицы и произнести молитву; поразмыслить над тем, как собираешься использовать день, с твердым намерением провести его с пользой для себя и других; прослушать мессу и столь прочувствованно, как только можешь, сотворить покаянную молитву; обрести заслугу подаяния, хотя бы самого малого; привести в порядок свою одежду; выполнить наконец свою утреннюю программу добрых дел; по завершении этой задачи и по пришествии полудня сесть за стол, выпить, поесть и выделить час для послеобеденного отдыха; потом позволить себе какое-нибудь развлечение, а вечером посетить людей, «дабы видеть, слышать и знать».

Но была ли жизнь в Париже такой же, как в Иерусалиме? К тому же Филипп Новарский предупреждает: образ жизни, который подходит для светских людей, нельзя рекомендовать ни ремесленникам, ни сервам, ни кающимся, ни монахам.