Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - [50]
Светская сторона этой церемонии — мирские пышность и развлечения, поводом для которых становится свадьба. И здесь, разумеется, все должно быть более или менее блистательным в зависимости от денежных возможностей участников. Приглашенные гости приезжают порой очень издалека, в роскошных нарядах. Они сопровождают новобрачных, когда те в составе кортежа направляются в церковь под звуки музыкальных инструментов, и таким же образом возвращаются[222]. В доме давно совершены все приготовления: все должно быть чистым и заново отделанным. Пол устлан цветами. Задаваемый сообразно средствам хозяев пир, за которым следуют увеселения, устраиваемые приглашенными отовсюду жонглерами, демонстрирует богатство и щедрость семей. Приглашенные получают подарки; на следующий день они и сами являются с подарками к молодоженам, поздравляя их. И праздник длится столько времени, сколько позволяют возможности хозяев.
Но свадьба коротка по сравнению с продолжительностью брака. Брак — это завершение; еще в большей мере это и начало: начало пути, возможно — гладкого, возможно — ухабистого. Откровенных признаний супругов из высшего света почти нет; бюргеры, люди из народа менее скрытны. В их семьях не всегда все идет, как бы хотелось мужьям, и вот горькая исповедь одного из них, удрученного этим и облегчающего душу, перечисляя все возможные жалобы — свои и других[223].
Ты, — пишет он, — прельщен женщиной. Ты женишься на ней. Она молода и прелестна, золотоволоса, свежа как роза. Но к этому привыкаешь, к тому же время идет. Что сталось с чудесной красотой? Вот уже супруга «согбенна и грузна», волосы у нее седые, тело дряблое, лицо осунулось. Сладкий латук превратился в колючий кустарник, в крапиву. Домашний очаг сделался адом, и ты узнаешь, что в доме действительно есть три бедствия: дым, мухи и жена.
Замужняя женщина подобна стенным часам, никогда не перестающим шуметь и звонить. Она не отходит от мужа, порицает все его действия, упрекает за все, чего в доме не хватает, а если в нем есть какой-то достаток, заслугу в этом она приписывает исключительно себе, потому как это-де она сидит за веретеном и это она стирает белье.
Мужчине остается лишь молчать. Заговори он — она его оборвет. Пожелай он оправдаться — начнется нескончаемая ссора, из которой он выйдет измотанным и побежденным. В молодости он был веселым и бравым: он пел, ездил верхом, делал прическу, следил за всеми деталями своего туалета и костюма. Теперь, женившись, он ходит с растрепанными волосами, понурив голову, в рваных башмаках и одежде, сопливым, с закопченной бородой. Он больше не смеет строго глянуть на жену и бежит из дома, скрывается украдкой, чтобы повздыхать в обществе старых приятелей.
У жены есть тысяча способов изводить мужа. Чтобы его донять, она заставляет его десять раз повторять одно и то же; она заглушает его слова своим несмолкаемым кудахтаньем; она использует сотню хитростей, чтобы выведать его секреты и вырвать их у него, прося, приставая или дуясь; она непрестанно ему перечит. Если он хочет вина, она наливает ему ячменного пива; если он хочет белого хлеба, она подает ему кашу; у нее одна радость — не подчиняться ему, потому что «госпожа» здесь она.
Будет ли супруга хотя бы добродетельной? На это почти не приходится рассчитывать. Она в совершенстве наловчится обманывать мужа: она заставит его «принимать луну за телячью шкуру» и будет «показывать ему язык», не считаясь с ним. Среди интриг, которые она станет плести вне дома, будут расцветать не одни лишь красивые чувства. Своего яда добавит и зависть. Похвалите какую-то женщину в разговоре с другими: такого наслушаетесь! Когда женщина садится в церкви в первом ряду или «идет перед дарами», то, если это не очень знатная дама, о ней все станут злословить. На улице надо учтиво здороваться со всеми, если не хочешь вызвать ревность. И жена всегда пеняет мужу, что соседка-де ходит в роскошных платьях, а ей самой нечего надеть. Однако кому пойдут на пользу, против кого обернутся расходы на наряды? Эти притирания, которыми завалена комната, эти платья со шлейфом, эти парики, эти рогатые прически разоряют мужа и обнадеживают поклонника. Есть обычай жечь шерсть котов, чтобы отпугнуть воров, которые ощущают это на своей коже; так же следовало бы поступать с теми шкурами, которые напяливают на себя женщины.
В доме царит дурное настроение. Муж этому не рад. Работа должна делаться — а слуга, чтобы не присутствовать при супружеской сваре, улизнул в город; есть кормилица, которая могла бы помочь, но она отказывается — кормилица, ядовито заявляет она, должна отдыхать, пить и есть, чтобы молоко у нее было хорошим, и такое в обычае везде и повсюду, за исключением этого мерзкого дома; а если хозяйка бранит мужа, та бросается ей на помощь. Что до горничной, то поднять ее утром — целое дело. Она переворачивается с боку на бок в постели, прежде чем решиться встать, чешется, долго потягивается; а хозяйка дома берет ее под защиту перед мужем: «Если ты хочешь, чтобы тебе прислуживали, поди поищи своего слугу». Муж уступает и удаляется в страхе, что жена ему с развороту залепит оплеуху.
