Повседневная жизнь старой русской гимназии - [27]

Шрифт
Интервал

Главная причина такой неразвитости наших учащихся в том, что они мало читают, а если и читают, то исключительно беллетристику. Школа должна бы содействовать этому, но при теперешней постановке может очень немногое сделать. При переполненности классов, отсутствии свободного времени и невозможности устраивать какие-либо внеклассные занятия приходится ограничиваться только тем, что даешь в каждый класс список рекомендуемых для прочтения книг, изредка спрашиваешь, кто что прочел, и только. Притом это делаешь только но своему предмету, т.е. даешь списки только по беллетристике и критике. При прохождении курса требуешь читать критические статьи, например Белинского, Добролюбова, Писарева. Но как их читают, насколько понимают их, трудно проверить. Было бы полезнее читать такие статьи в классе, объяснять и конспектировать их, но на это обыкновенно не хватает времени. При меньшем количестве учащихся и более свободного времени у преподавателей можно было бы внимательней следить и за внеклассным чтением учащихся. И не только учитель русского языка, а также и остальные педагоги, каждый по своей дисциплине.

Теперь же дело внеклассного чтения и развития учащихся зависит почти исключительно от их личных качеств. Более умные, серьезные сами любят читать, а тупые и легкомысленные почти ничего не читают и, выходя из средней школы, поражают своим невежеством.


10 февраля

Несколько лет назад у нас употреблялись в приготовительных классах интересные и богато иллюстрированные книги Тушнова и Шестакова «Новая школа». Но это были еще отзвуки «дней свободы». Министерство, ревниво борющееся с просвещением, скоро изъяло их из употребления. Пришлось отыскивать другие книги из числа одобренных, и за неимением лучшего остановились на «Вешних водах» Тихомирова, надеясь, что через два года можно заменить их чем-нибудь более новым. Новая учительница, поступившая за это время, особенно тяготилась книгами Тихомирова и с нетерпением ждала, когда пройдут эти два года. Ныне последний год, и потому сегодня заговорили на эту тему с директором. Но оказалось, что вышел новый циркуляр, требующий, чтобы учебники сменялись не ранее чем через три года. И хотя удобнее было бы с осени ввести в младших приготовительных классах новую книгу и по ней же заниматься и дальше. Но, согласно букве циркуляра, придется ждать еще год и уже тогда, прозанимавшись год в младших приготовительных по одной книге, на следующий год ввести новую (когда эти ученицы будут уже в старшем приготовительном). И хотя это довольно нелепо, директор, сам прекрасно понимая это, ничего не может сделать, будучи связан циркуляром. При этом самое введение новой книги обставлено целым рядом формальностей. Надо представить письменный отзыв о старой и новой книге, надо указать, когда она одобрена, необходимо даже обозначить, в каком номере «Журнала Министерства» и за какой год напечатано это одобрение. И хотя гораздо бы проще справиться на самой книжке, одобрена ли она, по для большей формалистики надо еще перерывать журналы Министерства за прошлые годы, чтобы сделать точную цитату. Без этого же округ никогда не допускает книги. Такой же порядок требуется, оказывается, даже для введения прописи Гербача с прямым письмом. Прописи эти уже старинные, мало употребляются, а все-таки для введения их требуется рыться в журналах и отыскивать одобрения. Но с прописями дело еще легче. Книги же для классного чтения часто годами не рассматриваются в министерстве, а по рассмотрении лучшие из них бракуются. Вот и выбирай тут!


13 февраля

Сегодня я должен был дать своим специалисткам классное сочинение на тему «Общественное значение художественной литературы». Тема довольно обширная и требует некоторого развития, и потому у меня были опасения, как бы эта тема не вызвала со стороны учениц какого-нибудь протеста. Но когда я дал тему, И-и сразу же выразила свое удовольствие, остальные было поворчали немного, но когда я разъяснил им тему, успокоились и начали работать. Времени в их распоряжении было два с лишним часа. Но я. довольный их спокойным отношением к теме, готов был и еще дать время на обработку сочинений. Перед концом уроков ученицы стали заявлять, что им не окончить всего, а И-и уже начала исподтишка агитировать за то, чтобы не подавать сочинения. Поэтому, когда уроки кончились, я сказал, что разрешаю им взять сочинения домой и там докончить, с тем чтобы принести на следующий день. А так как у них послезавтра должно быть подано домашнее сочинение, то я, чтобы дать им время заняться классным, отсрочил его до 18 февраля. Но такая уступчивость с моей стороны, доставшаяся им без всякой борьбы, вызвала обратное действие. Та же И-и, которая только что агитировала против подачи, начала протестовать против моего предложения и выступила с нелепым проектом, чтобы писать сочинение сегодня же, не выходя из гимназии (хотя было уже 2 часа дня и ученицы даже не завтракали). Другие тоже стали протестовать, говоря, что лучше писать в классе завтра или послезавтра (хотя тогда пришлось бы занимать какие-нибудь уроки и сажать к ним классных дам). Протесты, видимо, были совершенно необоснованные и поднимались просто из духа противоречия. Были и согласные с моим предложением. Но когда я предложил тем, кто не желает писать дома, теперь же подать сочинения, а остальным взять его домой, то девицы и на это не согласились, т<ак> к<ак> при этом одни, дескать, более обработают их, а другие менее. Тоща я, видя, что с ними «каши не сваришь», велел сейчас же всем подать сочинения. А через несколько времени (когда кончилась у нас конференция) словесницы вдруг обратились ко мне с просьбой вернуть их работы обратно, чтобы дописать дома. Но это непостоянство, основанное исключительно на капризе некоторых одержимых противоречием учениц, вовсе раздражило меня и, не желая служить игрушкой их капризов, я сочинения уже не вернул.


Рекомендуем почитать
Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.