Повседневная жизнь средневековой Москвы - [142]
Англичанин Джордж Тэрбервилл, побывавший в России в 1568 году, посвятил содомии небольшой стишок
Несомненно, в этих отзывах многое приукрашено и преувеличено. Рассмотрев многочисленные упоминания о широком распространении мужеложства в средневековой России, Г.С. Зеленина пришла к выводу, что иностранные авторы, инкриминируя русским широкое практикование гомосексуализма, грешат проецированием на них ряда западноевропейских стереотипов: «…русские с большой вероятностью должны быть виновны в этом пороке, так как они придерживаются неистинной веры, тесно общались и общаются с мусульманами, представителями “порочного Востока”, а также являются типичными варварами со всеми присущими им “скотскими страстями”»>{611}. Однако ангажированность иностранных авторов и непонимание ими некоторых русских реалий не могут полностью дезавуировать их свидетельства. Следовательно, в России сосуществовали аскетический моральный кодекс поведения средневекового человека и выходящие за его пределы сексуальная жизнь и сексуальная культура.
Помимо сочинений иностранцев, о распространении гомосексуализма свидетельствуют церковные поучения и исповедные вопросники. Вероятно, наибольшую популярность «содомский грех» получил в середине XVI века, при Иване Грозном. Очевидно, что ему был подвержен и сам царь, мысливший себя учителем всех православных>{612}. Не случайно в бурные молодые годы царя Ивана протопоп Сильвестр обращался к нему с призывом к раскаянию: «Аще сотвориши се, искорениши злое се беззаконие, прелюбодеяние, содомский грех, и любовников отлучиши, без труда спасешися, и прежний свой грех оцыстиши, и великий дар от Бога получиши…»>{613}
С обличением содомии выступал в середине XVI века и митрополит Макарий. Есть все основания полагать, что гомосексуализм, процветавший при дворе Ивана Грозного, вновь обрел популярность во время краткого пребывания на престоле Лжедмитрия I, столь же необузданного в сексуальных желаниях, как и его мнимый отец. Очевидно, что гомосексуальные связи существовали во всех слоях общества. Стоглав особо предостерегал от этого соблазна монашествующих. Примечательно не только распространение мужеложства, но и популярность этой темы в разговорах. Ю. Крижанич писал: «В России таким отвратительным преступлением просто шутят, и ничего не бывает чаще, чем публично, в шутливых разговорах один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий приглашает к греху; недостает только, чтобы при всем народе совершали это преступление». Естественно, иностранцы, на родине которых гомосексуализм жестоко карался, вплоть до смертной казни, были удивлены. Впрочем, справедливо отмечает И.С. Кон: «Самая залихватская матерщина в Древней Руси, как и сегодня, не всегда была оскорблением и могла не ассоциироваться с конкретными сексуальными действиями… Поскольку иностранцы этого юмора не понимали, русские нередко казались им значительно более сексуально искушенными, чем было в действительности»>{614}.
В русской покаянной традиции термин «содомия» трактовался более широко, нежели гомосексуализм, — в широком смысле под него подпадали любые действия сексуального характера, кроме позиции «мужчина сверху», подчеркивавшей его господство. Исповедные вопросники содержат множество вопросов, касающихся интимной жизни, перечисляя такие примеры сексуальных извращений, которые могут вогнать в краску даже современного читателя. Для многих прихожан, не сильно искушенных в сексуальной жизни, именно вопросы духовника могли стать источником нового постыдного знания, заставить мучительно размышлять на эти темы. Неменьший вред скрупулезное перечисление «блудных деяний» могло нанести и психике самого священника. Тем не менее иерархи с упорством, достойным лучшего применения, стремились допытаться до мельчайших подробностей того или иного греха и определить ему соответствующее наказание. В одном из покаянных сборников XV века вопросы, касающиеся интимной сферы, занимают до 95 процентов всего текста. Справедливости ради следует отметить, что дотошные формулировки тех или иных вопросов, касающихся блуда, в основном пришли к нам вместе с греческим покаянным чином.
За прегрешения против седьмой заповеди — «не прелюбодействуй» — грозила епитимья. Размер ее зависел от степени тяжести того или иного греха — посты, сухоядение, поклоны, лишение причастия на определенный срок. Для мужчин и женщин составлялись отдельные вопросники, первое место в которых занимал перечень грехов, связанных с блудом. Начиналась исповедь обычно с вопроса: «Како первее створи блуд?» Исповедника интересовало, с кем впервые «растлился» (другой вариант — «девство осквернил») исповедуемый. Тот же вопрос первым задавали и женщинам. У мужчины спрашивали, «блудил» ли он с рабыней, девицей, вдовой, замужней женщиной, тещей, кумой, «другом», домашней скотиной, а также предавался ли «рукоблудию» или даже «птицеблудию»(!). Впрочем, жена также присутствовала в перечне сексуальных объектов, оставляя мужчине единственную лазейку для спасения души; Требник XVII века гласил: «Бегай блуда беззаконна, а закон с законными не возбраняет»
