Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - [199]

Серов (активный организатор и исполнитель массовых репрессий) не любил Рихтера, подозревая его в нелояльности к советской власти — странно было ожидать иного от человека, у которого расстреляли отца. Назначение Ивана Серова в 1958 году на должность начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба внушило Рихтеру уверенность, что «железный занавес» перед ним вот-вот падет. Новый председатель КГБ, «комсомолец» Александр Шелепин уже не мог так убедительно отстаивать перед Хрущевым свою точку зрения, хотя и он, став обладателем секретнейшей информации, имел возможность оценивать искренность уверений советской богемы в ее преданности.

Активно настаивал на изменении отношения к Рихтеру тогдашний министр культуры Михайлов, писавший, что «Святослав Рихтер является одним из выдающихся советских музыкантов-исполнителей, что из-за ограничения его выездов за рубеж он в последнее время находится в подавленном моральном состоянии. Являясь свидетелем широкой зарубежной деятельности своих коллег, в том числе и менее известных музыкантов, С. Рихтер чувствует себя человеком, которому отказано в доверии. С. Рихтер, будучи в тяжелом состоянии, иногда без особых на то причин отменяет запланированные концерты. В то же время, выезжая в страны народной демократии, С. Рихтер всегда держится с достоинством и проявляет себя как скромный советский человек». Коллеги Рихтера открыто выражали ему свою поддержку — Гилельс, Ростропович, Леонид Коган, Кондрашин и др.

Из-за рубежа приходила масса приглашений Рихтеру на гастроли, все они отсеивались уже на этапе получения, до Рихтера доходила лишь малая часть, да и то окольными путями. Там, в Европе и Америке, не могли понять — почему известный пианист так часто болеет — а именно эта причина называлась в качестве отказа. Лишь письмо Рихтера Хрущеву с мольбой выпустить его хотя бы на неделю в Финляндию растопило лед. Никита Сергеевич вынес вопрос на заседание высшего органа управления страной — Президиума ЦК КПСС и заявил, что ручается за Рихтера. В мае 1960 года Святослав Теофилович выехал в Финляндию и, самое главное, вернулся оттуда. На гастролях он вел себя хорошо, не отрывался от коллектива и заслужил право уже в октябре поехать в Америку, где выступил с триумфом в Карнеги-холле (Нью-Йорк), концерты были организованы Соломоном Юроком. Постепенно пианиста стали отпускать по всему миру.

Как раз в это время с треском вылетел со своего теплого места Иван Серов: упрекая других в несовершенных преступлениях, он сам допустил немыслимый проступок. В 1962 году был разоблачен его подчиненный — агент иностранной разведки, офицер ГРУ Олег Пеньковский, и все бы ничего, да только семья Серова водила с этим презренным шпионом крепкую дружбу. Пеньковский, частенько выезжая за границу, привозил жене и дочери генерала чемоданы импортных шмоток. Серов был снят с должности, понижен в звании, лишен «Золотой Звезды» Героя Советского Союза, исключен из партии. Но ответственности за участие в сталинских репрессиях не понес. Умер он в 1990 году, в возрасте восьмидесяти четырех лет. Говорят, в старости очень полюбил классическую музыку.

А Рихтеру даже разрешили встречу с матерью, прошла она, правда, холодновато. Анна Павловна сама начала искать встречи со своим «Светиком» — так его звали в детстве. Первый раз это случилось на тех гастролях в Америке. А в 1962 году пианист приехал навестить мать у нее дома в Германии. Он увидел не квартиру, а музей одного человека — его: «Все стены были покрыты его фотографиями с детства и до зрелых лет. На одной из них он был изображен загримированным под Ференца Листа, роль которого ему довелось однажды сыграть в советском фильме о Михаиле Глинке. Тут же висели цветные акварели домов Рихтеров в Житомире и Одессе, а также угла в одесском доме, где стояла его кровать. Фрау Рихтер провела сына по квартире и показала ему те картины, которые ей довелось спасти из их старого гнезда в Одессе. Рихтер рассеянным взглядом рассматривал карандашный рисунок своего старого дома в Житомире и другого, в Одессе».

Рихтер приехал к матери с женой Ниной Дорлиак, по пути из Парижа в Лондон, с большим багажом, в котором больше всего берегли необычную картонную коробку — для черного цилиндра, ну не мог же пианист появляться в Англии без цилиндра на голове, он вез его с собой! А еще они купили для своего московского дома торшер — в длинном круглом коричневом пакете, про который Рихтер шутил, что «Нина намерена его тащить с собой из Лондона до Москвы через Париж, Штутгарт, Вену и Бухарест». Муж матери Рихтера (жуткий антисоветчик, с которым она и уехала из Одессы) во время проводов на вокзале задал провокационный вопрос: «Светик, в твоем паспорте все еще значится, что ты немец?» Но Святослав Теофилович не дал ему спуску, аккуратно ответив: «Да». Тот рассмеялся: «В следующий раз, когда ты приедешь в Германию, у тебя должно быть непременно немецкое имя, — к примеру Хельмут». Рихтер, бросив взгляд на жену (мол, знаем их, провокаторов!), ответил, как нужно, твердо и ответственно: «Имя Святослав меня вполне устраивает, как и моя советская родина!» И правильно, а вдруг у этого отщепенца магнитофончик портативный в кармане — уже завтра двусмысленные ответы могут быть опубликованы в продажной прессе! Пить чай с пирожными в привокзальном кафе Рихтер не стал, пошел гулять по городу, придя прямо к поезду. Он вообще, приезжая за границу, обожал бродить, как говорится, нарезать круги по окрестностям. Ни магазины, ни даже музеи не привлекали его интерес так, как живая, пульсирующая ткань города. Он и по Москве-то гулял ночами, ища вдохновения.