Повседневная жизнь советских писателей, 1930—1950-е годы - [49]

28 июля 1936 года Е. Новиковой-Зариной на заседании Народного комиссариата социального обеспечения была назначена академическая пенсия в 100 рублей^[329]. Очевидно, писательнице в этом случае помог ее собственный столетний юбилей, о котором 20 октября 1935 года сообщила «Литературная газета». Из Ленинграда к ней тогда приехали делегации Союза писателей и Литфонда, которые привезли автомобиль подарков. Гости пили чай и слушали захватывающие воспоминания Новиковой-Зариной о былых встречах Ведь она встречалась даже с Александром II, которого просила смягчить участь одного осужденного революционера.

Нередко, чтобы помочь заслуженным престарелым литераторам, руководство Союза писателей обращалось с ходатайствами о назначении повышенных персональных пенсий в соответствующие советские органы. Однако нередко бывало, что в ССП приходили просьбы о повышении пенсий, которые «обосновывались» фактами родства с каким-нибудь великим писателем. Дело порой доходило до абсурда. Например, С. Сергеев мотивировал свою просьбу тем, что А. Пешков провел в семье его родителей самые важные для формирования личности годы^[330]. Также он утверждал, что будущий великий писатель сломал ему жизнь, отговаривая в письме от поступления в военную академию. Это письмо было перлюстрировано, и С. Сергеева вынудили уйти в отставку.

По признанию помощника ответственного секретаря ССП Немченко, пенсионное дело в Союзе писателей переживало трудности. Литфонд не желал заниматься этой работой и переваливал ее на Секретариат ССП, который не обладал ни средствами, ни возможностями для решения этой проблемы. Таким образом, «пенсионное дело разделилось, часть лежит без всякого движения в Литфонде, который не желает ими заниматься, часть лежит в Секретариате, где обработка их затруднена отсутствием надлежащего аппарата…»^[331].

10 июля 1938 года было принято решение создать при Правлении Литфонда пенсионную комиссию из трех человек и возложить на нее рассмотрение заявлений о пенсиях, руководство подготовкой материалов по пенсионным делам. Кроме этого, в штат аппарата Правления Литфонда вводилась должность инспектора по пенсиям. Он должен был принимать заявления, обследовать бытовые условия лиц, представляемых к персональным пенсиям, передавать все необходимые материалы в комиссию по персональным пенсиям и другие инстанции^[332]. Окончательно упорядочивалось ведение пенсионных дел постановлением Президиума Правления ССП от 31 июля того же года. Вся эта работа, для проведения которой расширялся штат юридического бюро, возлагалась на Литфонд. Справочно-библиографический кабинет и соответствующие секции Правления обязывались выдавать Литфонду материал, необходимый для предоставления в правительственную пенсионную комиссию^[333].

Отдых под стук машинок

Стук пишущих машинок здесь привычен, никого не удивляет и не раздражает — все знают, что писатели едут в дома отдыха и санатории не только для того, чтобы восстановить силы и поправить здоровье. Благоприятная обстановка способствует и творческой работе.

Идея организации домов отдыха для литераторов появилась еще до создания Союза писателей, но тогда еще не было необходимой материальной базы для их строительства. Первоначально имевшиеся и вновь открывавшиеся базы отдыха делились на санатории, где писателям предоставляли возможность восстановить здоровье с помощью лечебных процедур, дома отдыха и дома творчества, в которых пытались создать наилучшие условия не только для отдыха, но и для творческой деятельности литераторов, что, впрочем, иногда удавалось. В целом же такое деление оказывалось весьма условным, и писатели занимались и в домах отдыха, и в санаториях тем, что считали для себя на тот момент более важным: одни — отдыхали и лечились, другие — работали.

Летом 1932 года Ленинградское отделение Литфонда открыло собственный дом отдыха в Коктебеле, где каждый месяц могли отдыхать 25 человек^[334]. Однако на всех писателей города было выделено всего семь путевок, четыре из которых — на зимние месяцы. Мосгорком получил на лето путевки в Крым, на Кавказ и в подмосковные санатории для больных туберкулезом, нервными и сердечно-сосудистыми заболеваниями^[335].

В том же номере «Литературной газеты», где было рассказано о проблемах отдыха писателей Ленинграда, была опубликована заметка «В Малеевке стало лучше, но еще не стало хорошо»^[336]. Автор отмечал улучшение рациона питания в старейшем подмосковном доме отдыха, коснулся проблем строительства нового дома в 25 комнат — его планировалось сдать к июлю 1932 года, но строители не уложились в срок.

29 июля 1932 года в «Литературной газете» появилась заметка С. Пельсон «В Малеевке не стало лучше»^[337], которая была ответом на опубликованный ранее материал. Ее автор утверждал, что предыдущая заметка была написана на основании сведений, предоставленных горкомом писателей, но в реальности положение дел резко отличается от официальной точки зрения. Добираться в дом отдыха было очень утомительно: от Москвы два с половиной часа езды на поезде до станции Дорохово. Путь от станции в 15 километров можно было преодолеть на лошадях или пешком. К приходу московской электрички на станцию прибывали два-три ямщика, и, несмотря на то что они сажали по двенадцать человек в экипаж (надо отметить, вместе с багажом), этого все равно было явно недостаточно. Даже если писателю удавалось занять там место, на этом его злоключения не кончались, так как, проехав в жутких условиях тринадцать километров, ему необходимо было еще полтора километра идти пешком и тащить на себе багаж Это происходило из-за того, что маршрут рузских ямщиков не предусматривал поворот на Малеевку, а горком писателей не организовывал централизованную доставку писателей. Но и благополучное прибытие на место еще не гарантировало начала отдыха, так как в доме отдыха могло не оказаться свободных мест, потому что в горкоме писателей раздавали путевки без учета реальной пропускной способности Малеевки.