Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина - [129]
Последовали и другие пропагандистские жесты, вроде распоряжения Николая II военному министру не подносить ему на высочайших смотрах и парадах обязательной пробной чарки. В самом преддверии войны приказом по русской армии было запрещено пить: солдатам — в любое время, офицерам — на учениях, маневрах, в походах и в «присутствии нижних чинов», что мотивировалось, в частности, тем, что во время предыдущей (Русско-японской) войны пьянство на передовой приводило к сдаче войсками позиций противнику. Тогда же в армии были введены наказания для солдат и офицеров за употребление спиртного на службе и предписано создавать полковые общества трезвости. Отныне сведения об отношении к спиртному должны были фигурировать в аттестациях офицеров, а командиры частей обязывались составлять списки заведений, которые их подчиненным разрешалось посещать>{124}. Однако морское ведомство держалось стойко и «отстояло» традиционную чарку для матросов.
В апреле 1914 года появился на свет закон о запрете выделки и продажи фальсификатов и подделок, «не соответствующих по своему составу понятию виноградного вина».
Только с началом Первой мировой войны правительство вынуждено было пойти на более решительные шаги, хотя и здесь не обошлось без колебаний.
С 17 июля 1914 года на время проведения мобилизации повсеместно была запрещена продажа спиртного; затем цена ведра водки была повышена на два рубля, а крепость ее понижена до 37°. 22 августа Николай II «повелел соизволить существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить впредь до окончания военного времени»>{125} — правда, тогда никто не знал, что война затянется на несколько лет. При этом российские винокуры получали от правительства компенсацию (к сентябрю 1917 года она составила 42 миллиона рублей), а уже произведенная продукция оставалась в целости на складах и периодически сбывалась по особым разрешениям Министерства финансов. Тысяча с лишним заводов была перепрофилирована на изготовление денатурата и других изделий для нужд армии и промышленности>{126}.
Однако эти меры не означали введения «сухого закона». Право продажи спиртного было сохранено для ресторанов первого разряда и аристократических клубов. Уже в августе первого военного года было разрешено продавать виноградное вино (крепостью до 16°), а в октябре — и пиво. Торговля спиртным допускалась даже в районах боевых действий>{127}, и никто не запрещал пить вино и пиво домашнего приготовления. Министр финансов планировал возобновить продажу водки и добился от Совета министров согласия удвоить цены на нее, но городские думы и земства засыпали царя прошениями о необходимости борьбы с внутренним врагом — нетрезвостью. В начале августа Николай II принял в Московском Кремле делегацию крестьян, которая умоляла продлить «сухой закон», — и в конце концов отверг план кабинета с 1 ноября разрешить продажу спиртного в ограниченных количествах. На встрече с М. Д. Челышевым П. Л. Барк заявил, что поддержит инициативу местной общественности. В итоге принятое 10 октября 1914 года Советом министров положение давало право «волостным, гминным, станичным, сельским, хуторским, аульным или заменяющим их сходам и сборам, а в городах и посадах — городским или заменяющим их учреждениям… возбуждать, установленным порядком, выраженные в законно состоявшихся постановлениях и приговорах ходатайства о воспрещении в состоящих в их ведении местностях, а также на расстоянии ста саженей от границ означенных местностей, продажи крепких напитков»>{128}.
Первыми этим правом воспользовались Петроградская и Московская городские думы, добившиеся полного прекращения продажи всяких спиртных напитков до окончания призыва новобранцев. Их примеру последовали другие крупные города. Однако представить географию «сухих» территорий невозможно — никто не вел учета городов и регионов, запретивших пивную и винную торговлю.
Но наступление «трезвых порядков» не было принято единодушно, встречая кое-где серьезное противодействие. Часто в провинции губернаторы блокировали такие ходатайства. Сопротивлялись владельцы различных «заведений»: в Москве трактирщики даже пытались организовать выступление своих служащих под лозунгом спасения их от нищеты и голода. В бульварной прессе была развернута кампания за открытие питейного промысла, и от имени «истосковавшихся по ресторанному веселью» обывателей звучали призывы к властям вернуть «вредные, но милые привычки ночей безумных, ночей бессонных»>{129}.
Крестьянские депутаты в Государственной думе настаивали на принятии специального закона о сохранении «трезвого» положения. В 1915 году соответствующий проект («Об утверждении на вечные времена в Российском государстве трезвости») стал рассматриваться в Думе, но лишь через год был принят, поступил в Государственный совет, где и оставался вплоть до 1917 года без движения>{130}.
В короткий срок было достигнуто значительное сокращение потребления водки: если в январе—июле 1914 года было продано 5 миллионов 400 тысяч ведер, то в августе—декабре — только 700 тысяч
Книга посвящена появлению и распространению спиртных напитков в России с древности и до наших дней. Рассматриваются формирование отечественных питейных традиций, потребление спиртного в различных слоях общества, попытки антиалкогольных кампаний XVII–XX вв.Книга носит научно-популярный характер и рассчитана не только на специалистов, но и на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.
«Эпоха дворцовых переворотов» 1725–1762 гг. — период, когда реформы Петра I и созданные им имперские структуры проходили проверку временем. В книге исследуются причины наступившей в послепетровское время политической нестабильности и механизмы её преодоления, рассматриваются события дворцовых «революций» 1725, 1727, 1730, 1740–1741 и 1762 гг., выявляются их типичные черты и особенности, прослеживаются судьбы их участников и вызванные ими к жизни практики взаимодействия верховной власти и дворянства.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Публикуемые документы раскрывают одну из малоизвестных страниц отечественной истории — трагические события в Кронштадте весной 1921 г. Многие десятилетия эти документы были недоступны исследователям, ибо они вступали в противоречие с утвердившейся в советской историографии официальной трактовкой причин и характера выступления матросов, солдат и рабочих Кронштадта и тех методов, которыми оно было подавлено.
Перед вами мемуары Василия Ивановича Кельсиева, написанные в виде путевых писем из Западной Руси, где он в качестве журналиста в 1866-67 годах собирал материал об образе жизни жителей бывших русских земель. Биография самого Кельсиева настолько богата событиями, что достойна стать сценарием для приключенческого кинофильма. Обладая необыкновенным даром к освоению языков, он общался со всеми слоями населения тех мест, в которые заносила его судьба. Его интересовал не только быт, но и взаимоотношения народностей, различия в языках и религиях.
Новая книга Хью Томаса содержит интереснейший материал, совершенно переворачивающий наши представления о последних неделях войны и судьбах руководителей германского рейха. Основанная на сведениях, почерпнутых из недавно открытых архивов, книга предназначена широкому кругу читателей и отличается популярностью изложения.
При дворе первых царей династии Романовых традиционные элементы русской жизни соседствовали с театром и парсунами, барочной поэзией и садовым искусством. Каждый из них взращивал древо российской государственности и был способен на неординарные поступки. Михаил Федорович, покорный матери, разлучился со своей избранницей, но потом вопреки воле властных родственников восемь лет не женился. «Тишайший» Алексей Михайлович охотился с рогатиной на медведя, был щеголем и графоманом. Интеллектуал Федор Алексеевич знал о системе Коперника, изучал латынь, писал вирши и любил лошадей.Книга доктора исторических наук Людмилы Черной рассказывает, кому подражали, что перенимали и от чего отказывались московские государи; почему выбирали жен незнатного происхождения; какие люди и вещи окружали их на войне, на дворцовых приемах, на отдыхе в загородных резиденциях, в паломничествах по монастырям, на охоте; как при дворе боролись с обыкновением иностранных дипломатов прихватывать с собой драгоценные кубки с царского стола.
О повседневной жизни советской богемы — писателей, художников, артистов — рассказывает новая книга Александра Васькина. В ней — сотни известных имен, ставших таковыми не только благодаря своему таланту, но и экстравагантному поведению, не вписывающемуся в общепринятые рамки образу жизни. Чем отличалась советская богема от дореволюционной, как превратилась в творческую интеллигенцию, что для нее было важнее — свобода творчества или комфорт, какими были отношения между официальным советским искусством и андеграундом? Где жили и работали творческие люди в Москве, как проводили время в богемных ресторанах и кафе, в мастерских и салонах, на выставках и квартирниках, капустниках и тусовках? Где были московские Монмартр и Монпарнас, что означало «пойти на Уголок», где обитали «Софья Власьевна», «государыня», «Гертруда», «нарядная артистка РСФСР» и «фармацевты»? Ответ на многие интересные вопросы вы найдете на этих страницах — своеобразном продолжении прежней книги автора «Повседневная жизнь советской столицы при Хрущеве и Брежневе», снискавшей большой успех у читателей.
Возможно ли восстановить в подробностях повседневную жизнь обитателей русских земель дохристианской эпохи? Реконструировать их образ мышления, узнать, как они воспринимали окружающую действительность, почему поступали так или иначе в различных жизненных ситуациях? Ведь источников, повествующих об этом, почти не сохранилось. Автор книги находит свой путь решения этой, казалось бы, невыполнимой задачи, отыскивая отголоски языческих воззрений в народном мировосприятии, в обычаях и обрядах, сохранявшихся у русских вплоть до XX столетия, а также привлекая и другие, в том числе и археологические, материалы.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.