Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала - [21]
СУДЬЯ. Добавьте дворнику копеек пятьдесят в месяц, он и будет наблюдать, чтобы ваши куры нигде не пачкали.
ГОЛУБЦОВ. Да я и так плачу ему немало.
ДВОРНИК. Я претензии на ихних кур никакой не имею. Но как хозяин прикажет, мы в его воле находимся.
СУДЬЯ. От трех кур никакого зловония не будет. Тем более что они помещаются на чердаке. Вы, барон, позвольте уж дворнику взять на себя обязанность по наблюдению за чистотою лестницы.
ГОЛУБЦОВ. Всего-то петух, три курицы и четыре цыпленочка, да и те новорожденные.
Ф-Ф. Это дело навсегда, значит, решено. Следующий раз, если что-нибудь случится в доме моей жены, это ее дом, у нее будет поверенный.
СУДЬЯ. А на этот раз вы беретесь выхлопотать у вашей жены право Голубцову иметь вывеску и держать кур?
Ф-Ф. Да, ему это позволится.
ГОЛУБЦОВ (Ф-фу). Если бы вы, ваше вскродье, прямо сказали мне, что вам нравится мой петух, я бы вам ответил: «Так возьмите его себе». За всем тем, что я сам ужасно интересуюсь курями, то есть до страсти люблю их… Прикажите заделать штукатурку, что отломили.
Ф-Ф. Обращайтесь к судье, а не ко мне. Я здесь посторонний человек.
СУДЬЯ. Примите уж грех пополам.
ГОЛУБЦОВ. Премного доволен-с. Благо, мои курочки, мои милые курочки при мне остаются. (В публике смех.)
Ф-Ф. Кому же он теперь деньги будет платить за квартиру?
ГОЛУБЦОВ. Кому прикажете, тому и буду представлять. Супруге ли вашей или же дворнику, для меня все равно. Деньги у меня всегда верные.
Дело кончилось следующей подпиской: «Я, барон Ф-ф, обязуюсь более не делать Голубцову никаких неприятностей (то есть не ломать штукатурки, не рвать ни войлока, ни клеенки, не ругаться, не шуметь и кур не гонять). Берусь выхлопотать у жены моей право иметь Голубцову вывеску на ее доме в таком виде, в каком она теперь находится. Берусь также выхлопотать у жены место на чердаке для семи кур Голубцова, с тем чтобы наблюдение за чистотою лестниц было возложено на дворника. Я, г. Голубцов, на все это согласен и прошу дело прекратить».
По окончании разбирательства многочисленная публика, несмотря на позднее время (было почти 7 часов вечера), долго еще не расходилась и продолжала высказывать судье одобрение за высокое беспристрастие, выказанное в этом весьма щекотливом для него положении по отношению к своему коллеге, тоже судье. Однако коллеги Ф-фа сочли себя настолько скомпрометированными его поступком, что он вскоре оставил судейскую должность.
Это вам не кабак!
Перед судьей (Москва, 1866 год) истица, хозяйка заведения, весьма полная, разряженная в шелковое яркое платье мадам. В ушах огромные серьги, на пальцах множество колец. Рядом ответчик, прилично одетый и полусконфуженный. Сзади ряд прекрасных девиц, постоянно оглядывающихся и юлящих глазами.
СУДЬЯ (ответчику). На вас жалуются, что вы произвели в заведении истицы скандал и нанесли ей оскорбление, когда вас стали унимать. Справедливо ли это?
ИСТИЦА. Оскорбил, оскорбил, господин судья. (К девицам.) Мильхен, Лизхен, Мальхен, оскорбил он?
ДЕВИЦЫ (в один голос). Оскорбил, мадам, оскорбил!
СУДЬЯ. Позвольте, я не вас спрашиваю. Я спрашиваю ответчика. Вы будете говорить потом. (Ответчику.) Признаете ли вы себя виновным в произведении скандала и оскорблении хозяйки заведения или нет?
ОТВЕТЧИК. Я не знаю, о каком это скандале она говорит. Все ее заведение и держится одними только ежедневными скандалами.
СУДЬЯ (истице). В чем состоял скандал и оскорбление, в которых вы обвиняете господина Б.?
ИСТИЦА. Они пришли в заведение…
СУДЬЯ (ответчику). Были вы в заведении?
ОТВЕТЧИК Был.
СУДЬЯ (истице). Продолжайте.
ИСТИЦА. Пришли в заведение и требуют портеру…
ОТВЕТЧИК. Неправда, я не требовал.
ИСТИЦА. Как не требовал?! Мильхен, Лизхен, Мальхен, требовали они портеру?
ДЕВИЦЫ (в один голос). Требовали, мадам, требовали!
ОТВЕТЧИК Я требовал не для себя. (Показывает на одну из девиц.) Она просила.
УКАЗАННАЯ ДЕВИЦА. Да, я сказала: «Миленький штатский, поставьте бутылку портеру». А он сказал: «Хорошо».
СУДЬЯ (ответчику). Вы говорили «хорошо»?
ОТВЕТЧИК Сказал-с.
СУДЬЯ (истице). Продолжайте.
ИСТИЦА. Им подали, а они попробовали да и говорят: «Это не портер, мадам, а помои». Подали другую. Они ее возьми да и хлопни об пол. Мы — третью. Они и третью. Я стала упрашивать их угомониться, а они еще стали делать мне оскорбления.
СУДЬЯ. В чем же заключались оскорбления?
ИСТИЦА. Они сказали: «Ваше заведение, мадам, — кабак». А мое заведение, господин судья, не какое такое. У меня князья, графы бывают, у меня генерал С-ский каждую субботу… Я им все это объясняю, потому они у нас в первый раз, а они мне вдруг: «Молчи, бандура». Я и говорю им: «Заплатите за бутылки». А они…
СУДЬЯ. Значит, вы ищите за бутылки?
ИСТИЦА. Но, помилуйте, у меня князья, графы бывают. У меня не какое такое трехрублевое… (В публике смех.) Да-да, это совершенная правда! Мильхен, Лизхен, Мальхен, бывают у нас князья и графы?
ДЕВИЦЫ. Бывают, бывают… И барон, мадам, и барон… Два барона!
СУДЬЯ. Это тоже не относится сюда. Говорите только то, что относится к делу. (Истица молчит.) Чем же он вас обидел? Я не вижу тут оскорбления.
ИСТИЦА. Он оскорбил не меня, а целое заведение.
