Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - [203]

– Нечего болтать, – зло воскликнул сидящий рядом мужчина. Женщины так же кричали что-то резкое в адрес провокатора. В это время подошел мой трамвай, и я поспешила занять место в вагоне. Но и оттуда было видно, что публика не на шутку взяла профашистского агитатора в оборот. ‹…›

Не дожидаясь окончания тревоги, решили все пойти в столовую, которая располагалась за Невой, и нужно было преодолеть Кировский мост. Мы так же ходили и вчера во время бомбардировки. Не оставаться же из-за этого без обеда. К нашему удовольствию, только мы отошли несколько шагов от дома, как дали отбой и заиграла фанфара, чей звук стал сейчас для ленинградцев самой желанной музыкой.

В столовой ели пшеничный суп по цене 17 коп. и пшенную кашу 22 коп. Были очень довольны, что по талонам удалось получить по две порции, хотя все равно не наелись, так как порция состояла из всего нескольких ложек. А это ведь столовая особого типа! Да, плохо с продовольствием. Нам отказали в просьбе о выдаче научным сотрудникам карточек первой категории (т. е. рабочих). Ну что же, придется терпеть! Что же делать!

30 ноября [1941 года]

Вчера меня вызвали к председателю районной комиссии по эвакуации тов. Никитину. Собрали директоров вузов и научных учреждений. Никитин опоздал на полчаса. На высказанные в его адрес претензии он дал классический ответ:

– Что же, товарищи, время военное, вот и приходится ходить и гадать.

– Но, – возразила я, – потому что время военное, мы не хотим его терять.

Тогда Никитин, который не ожидал подобной реакции, сурово взглянул на собравшихся и произнес:

– В таком случае все можете идти, я вас более не задерживаю.

Такой стиль работы районного руководства возмутителен и вредит делу. Оказалось, что ставится вопрос об эвакуации институтов и научных учреждений, в том числе и нашего института, из осажденного города. Мне предложили составить списки сотрудников и членов их семей. Эвакуация производится через Ладожское озеро тремя способами: на самолетах, автотранспортом и пешком. Багажа можно взять с собой на самолет до 20 кг, на автомашину – до 30 кг. Питание с собой выдается на один день. Пешком придется идти около 300 км.

Сегодня я разговаривала об эвакуации с Бединым (зам. секретаря горкома). Тот посоветовал подготовиться и при мне позвонил зав. фин. отделом т. Михееву о возможности перевода бюджета и получил положительный ответ. Он обещал завтра же переговорить с секретарем горкома Шумиловым и сообщить мне.

24 декабря [1941 года]

Вчера была в Смольном и вновь просила дать научным сотрудникам института первую категорию. ‹…› Пришла сначала к Бедину, и тот мне вежливо объяснил, что сейчас этого никак нельзя сделать. В ответ я вкратце описала сложившееся положение и то, что я вынуждена бить тревогу, так как наши сотрудники слабы здоровьем и, если их не подержать, то они долго не протянут и вымрут. Тогда Бедин посоветовал мне обратится к Шумилову, но просил на него не ссылаться. ‹…›

В приемной Шумилова пришлось подождать минут 15–20, так как у него были редактор «Ленинградской правды» Золотухин и его заместитель Авакумов.

Шумилов встретил меня приветливо и стал расспрашивать о делах в институте. Я кратко обрисовала ему ситуацию и попросила устроить научным сотрудникам получение рабочих карточек. ‹…› Он принялся уверять меня, что положение в городе тяжелое, что хлеба осталось всего на два дня и что каждый день в Ленинграде умирает не менее полутора тысяч человек.

Я как могла, попыталась ему возразить, что в Ленинграде не первый раз мало хлеба, но всякий раз удавалось что-то подвезти и теперь подвезут, что научным сотрудникам необходимо помочь, в противном случае я ответственно заявляю, что большинство не выживут и умрут с голода, так как многие уже начали пухнуть.

– Если бы никому не давали, – говорила я, – мы бы и не просили, а то ведь работникам райкомов даете, и нас бы могли поддержать.

– Ну вот, она опять за свое, – недовольно воскликнул Шумилов. – Работники райкомов – это наши основные кадры и если им не дать, то кто будет вести партийную работу? Нам не на кого будет опереться.

– Но, – возразила я, – наши сотрудники также ведут большую партийно-массовую работу по линии райкома, у нас подшефный госпиталь, большой избирательный участок, и райком ценит нашу работу и удивляется и возмущается, что вы не можете помочь нам устроить первую категорию.

Эти ли слова или моя общая настойчивость в этом вопросе настолько подействовали, что он взял телефонную трубку и стал говорить по телефону с начальником городского управления по выдаче заборных книжек.

– Тов. Стожилов, у нас есть такая организация, как Институт истории партии. Это наша партийная организация, но мы позабыли о ней. Необходимо помочь идеологическим кадрам и десятку человек дать I категорию. Я пришлю к вам со списком тов. Соколову.

И этим телефонным звонком был решен весь вопрос. Он написал на нашем листке резолюцию: «Тов. Стожилову на рассмотрение» и вручил мне. ‹…›

От Шумилова я побежала к Стожилову. Ш. спросил меня, дойду ли, так как далеко и трамваи не ходят. Ну, по нашему делу я, конечно, дойду, когда вопрос стоит о жизни и здоровье сотрудников. Пешком пришлось идти от Смольного до наб. Рошаля. Все устроила благополучно. Свидание с начальником состоялось. Список он утвердил, но вычеркнул двух человек – секретаря и бухгалтера, а остальных утвердил. Но так как была суббота и позднее время, то на руки бумаги не удалось получить и пришлось отложить получение карточек до понедельника. В понедельник выправили все документы и оформили, а во вторник обменяли карточки 2-категории на 1-ю, то есть рабочую. Этот день 23 декабря стал для нас праздником. Я собрала всех научных сотрудников и сообщила им о переводе на 1-ю категорию, затем об их поведении в столовой горкома ВЛКСМ, где мы обедали, и предложила вести себя достойно своего положения научного работника. Так как некоторые клянчат у официанток лишнее блюдо и т. д., в особенности Шидловский, Берикевич и Паялин. Выступившие меня поддержали и благодарили за хлопоты. Все были очень довольны. По 1-й категории давали 250 г хлеба в день и других продуктов больше почти вдвое. В столовой в этот день мы пообедали как следует.