Повседневная жизнь Испании золотого века - [10]

Что же касается Португалии, которую король Филипп II вновь присоединил к своему государству как наследник ее бывших правителей, то все преимущества оказались у португальцев, а все тяготы легли на Кастилию. Дело в том, что король Филипп должен был поклясться, что не назначит ни одного кастильца в правительство этой страны, тогда как португальским дворянам позволялось занимать любые должности и носить любые титулы Испании. К тому же из Португалии прибыло множество лжехристиан, которые берут на откуп налоги и доходы Кастильского королевства и, отдавая государю лишь часть собранного, обогащаются за счет бедных людей. Несмотря на это, португальцы ненавидят испанцев, что вынуждает короля держать в крупных городах этой страны специальные гарнизоны, опасаясь, как бы португальцы не подняли мятеж.

Таким образом, для того чтобы защищать такое огромное государство (власть которого простирается также над Неаполем, Миланом, Франш-Конте и Фландрией), король Испании располагает лишь помощью и поддержкой Кастильского королевства и теми богатствами, которые галионы привозят из Америки. К тому же из этих сокровищ он получает лишь малую часть; действительно, американское серебро, еще не прибыв в Севилью, уже предназначалось откупщикам и сборщикам податей, с которыми король заключал контракт, чтобы они каждый год отчисляли казне суммы, необходимые для поддержания армии и удовлетворения других государственных нужд. Эти «услуги», как они их называют, имеют скорее разрушительные последствия для государства, нежели поддерживают его, поскольку откупщики, почти все будучи иностранцами (когда-то это были в основном выходцы из Генуи, а нынче большей частью португальцы, как я уже говорил), не заботятся о государственных интересах, а лишь добиваются разрешения на вывоз из королевства того, что они заработали, представляя собой насос или губку, поглощающую все золото и серебро Испании.

Поэтому, если сравнивать два могущественных государства — Испанию и Францию, первое, имея более обширную территорию и будучи более богатым (во всяком случае, так полагают) за счет сокровищ Южной Америки, на деле слабее, как из-за сепаратизма составляющих его королевств и владений, так и из-за нежелания его жителей заниматься торговлей и другими полезными делами; король же Франции владеет лишь одним королевством, но единым, и его подданные, преданные и послушные, приносят ему своим трудом сокровище, гораздо большее и надежное, чем все золото Перу.

* * *

Возвращаясь во Францию, я проехал через то самое Ронсевальское ущелье, столь знаменитое благодаря великому сражению, которое здесь проиграл Карл Великий сарацинам, и, добравшись до вершины возвышающейся над ним горы, я остановился, чтобы посмотреть в одну сторону — на Испанию, которую я покидал, в другую — на Францию, куда я направлялся.

Испания показалась мне выжженной землей, где лысые горы, за которыми видны лишь голые скалы, скрывают скудную растительность и долины, в которых едва видна зелень и всего лишь редкие знаки того, что там существует человеческое счастье.

Франция же, напротив, предстала моим глазам прекрасным садом, в котором природа выставляет напоказ свои возвышенности и низины, свои земли, свои равнины и долины; и даже те места, которые видны, но которые при этом не являются самыми прекрасными во Франции, казались мне чем-то поразительным и чудесным, когда я сравнивал их с теми, которые только что покинул.

Но следует сказать, что то, что я говорил о различии двух народов, вовсе не мешает мне уважать Испанию и восхищаться мудростью, сдержанностью, благоразумием и таким изобилием нравственных и политических добродетелей, которые во всем блеске мы находим в людях, живущих на ее земле.

Глава II ЖИЗНЕННЫЙ УКЛАД

Католическая вера. — Честь. — Честь быть христианином и «чистота крови». — Идальгизм и пристрастие к благородству. — Реакция: античесть как общественная позиция. — Идеализм и реализм

«Из всех народов мира мы вызываем самую большую ненависть у всех и вся. Что тому причиной? Лично я этого не знаю».^{27} На этот вопрос, поставленный Матео Алеманом в Гусмане де Альфараче, представители других народов не упускают случая дать язвительный ответ. Вот что сказал об Испании один итальянец, путешествовавший по стране в начале XVII века: «Прекрасное поле красного песка, которое способно породить лишь розмарин и лаванду; красивые равнины, на которых встретишь разве что один дом за целый день пути; великолепные горы из голых камней; роскошные холмы, на которых не встретишь ни пучка травы, ни капли воды; славные города, построенные из дерева и грязи… Из этого мирового сада, из этой гавани наслаждений выходят легионы странствующих рыцарей, которые, привыкнув питаться хлебом, выпеченным в земле, луком и кореньями, и спать под открытым небом, ходить в плетеной обуви и одежде для пастухов, приходят к нам, чтобы изображать из себя благородных герцогов и сеять страх».^{28}

Такова реакция человека из страны, более богатой наследием веков, чем дарами природы, и тем не менее почти полностью оказавшейся во власти нации, состоящей из грубых, гордых, надменных солдафонов, а порой и просто оборванцев. Французы не отстают в обличении «испанских сеньоров», которых на карикатурах того времени изображали завернутыми в дырявый плащ, под которым был виден кончик длинной шпаги, и изрекающими фанфаронские речи.