Повседневная жизнь импрессионистов, 1863-1883 - [45]
После 1870 года Моне, Ренуар, Писсарро и Сислей перестали ездить в деревушки, разбросанные по лесу Фонтенбло. В эти годы их навсегда приковали к себе живописные берега Сены, Уазы и Луэна. Только Сезанн, не бывавший в Барбизоне в те времена, когда он был наводнен его друзьми, в 1890-х годах неоднократно возвращался в эти места и оставался там подолгу. В 1904 году, сбежав от парижской суматохи во время последнего приезда в столицу, Сезанн остановился в Фонтенбло. Здесь он в последний раз работал в лесу.
Покинув в 1865 году Шайиан-Бьер, Ренуар, Базиль и Сислей выбрали для работы на натуре деревню, расположенную в юго-восточной части лесного массива Марлотт; летом, иногда при свете факелов, художники навещали коллег, поселившихся в соседних харчевнях Барбизона. После одного из приездов в Марлотт Ренуар написал чудесное полотно — картину «Харчевня матушки Антони»; на ней изображены сидящие вокруг стола Сислей, Писсарро, Базиль, Сезанн, матушка Антони (со спины) и служанка Нана — девица, щедро дарившая всем свое тело, не брезговавшая по вечерам приработком в комнатах жильцов гостиницы, особенно в комнате Сислея, не упускавшего случая задрать женскую юбку.
Годы, когда энергия молодости вдохновлялась верой в себя, были эпохой любви. Ренуар познакомился с Лизой, а Моне с Камиллой. В 1865 году Лизе Трео было 18, Ренуару — 24; девушка была свежа и очаровательна, этакая лесная нимфа, русалка; художник познакомился с ней в доме парижского архитектора Жюля Лё Кера, друга князя Антуана Бибеско. Архитектор, коллекционировавший живопись «независимых», владел виллой в Марлотт, куда художники приезжали, чтобы поработать в лесу. Сестра Лизы была его любовницей. Для Ренуара, воспевавшего в своих полотнах девушек в цвету, Лиза стала любовью на всю жизнь. О силе чувства говорят его произведения: около двадцати раз художник изобразил Лизу на своих картинах: «Лиза с зонтиком», выставленная в Салоне 1868 года, «Женщина с попугаем», «Одалиска»… В течение семи лет, до 1872 года, их отношения были безмятежными. Кто же решился на разрыв? Вне всякого сомнения, инициатором была Лиза. Это случилось после того, как Ренуар отказался на ней жениться, несмотря на то, что его принимали в доме ее родителей (отец девушки был одним из последних представителей исчезающей профессии станционных смотрителей) как зятя. Спустя несколько месяцев после разрыва с Ренуаром Лиза вышла замуж за молодого архитектора и больше никогда не встречалась с художником, написавшим дышащие грацией юности портреты своей возлюбленной. В откровенных беседах с сыном он уклонялся от разговоров о своей первой любви.
В то самое время, когда у Ренуара завязались любовные отношения с Лизой, Моне влюбился в другую прелестную девушку — Камиллу Донсье, с которой счастливо прожил пятнадцать лет, полных нежной и в то же время трагической страсти. Так же как Лиза для Ренуара, Камилла часто служила моделью для Моне. Она позировала для картин «Завтрак на траве» и «Дамы в саду», с нее Моне написал большую часть женских образов (мужчин же, находившихся рядом с ней, он писал с Базиля). Дочь мелких лионских буржуа, Камилла получила небольшое приданое, которое вскоре после свадьбы, во время кризиса 1874 года, было растрачено ее мужем. Красивая девушка с мягким характером, она одинаково ровно принимала взлеты и падения в карьере своего супруга и в тяжелые времена не сетовала на холод в нетопленой квартире и скудный рацион, состоявший лишь из черствого хлеба с молоком; не жаловалась она, и когда была брошена накануне родов на произвол судьбы; спокойно приняла она и то, что счастье и достаток вдруг пришли к ним в дом с появлением доброго гения Поля Дюран-Рюэля. Теперь у них были кухарка, садовник, гувернантка, а у самой Камиллы — превосходные туалеты, выгодно подчеркивавшие ее утонченную красоту. Дни, проведенные в Марлотт, были для нее днями высшего блаженства.
Еще до Барбизона, да и во время его расцвета, художники часто приезжали в Онфлёр. Тот самый Онфлёр, который Клод Моне, многообещающий юноша, еще не переехавший из Гавра в Париж, открыл благодаря своему другу Будену, уроженцу этих мест: его отец был капитаном корабля, курсировавшего между этим небольшим нормандским портом, Гавром и Руаном. Здесь Моне, только что вступивший в пору взросления, смог впервые увидеть, как великолепны небо и море в мерцании солнечного света. Еще до приезда в Барбизон, благодаря примеру Будена, которого Коро еще в те времена прозвал «королем небес», художник стал страстным приверженцем пленэра. Пройдя подобную школу, Моне приобрел стойкое отвращение к системе образования Глейра и предубеждение против Академии изящных искусств.
После службы в полку зуавов в Алжире Моне вернулся в Онфлёр. Стоит еще раз упомянуть одну деталь: Моне, этому избалованному родственниками, а в особенности тетушкой, гедонисту и эгоцентрику понравилась служба в армии. До самой смерти он с восхищением вспоминал об ослепительном африканском солнце.
Онфлёр — город, в котором родились Альфонс Алле и Эрик Сати, — задолго до Сен-Тропе стал центром притяжения для художников; первооткрывателями его были романтики. С 1820 года здесь стали бывать Изабэ и Поль Юэ, потом Коро, Курбе, приведший за собой Бодлера, затем Диаз и Йонгкинд. Последний переселился сюда окончательно и получил, так сказать, онфлёрское подданство; он жил в небольшом замке на улице Пюи со своей возлюбленной, госпожой Фессер, и часто здорово напивался в компании ловцов креветок. В перерыве между стаканом сидра и кальвадоса Йонгкинд вразвалочку, как настоящий морской волк, отправлялся работать на натуре в забавном наряде: в сюртуке, деревянных башмаках и соломенной крестьянской шляпе. Несмотря на частые возлияния онфлёрский период стал самым продуктивным для его творчества. Написанные на побережье Граса акварели, словно пропитанные морской водой, свидетельствуют о том, что Йонгкинд еще в большей степени, чем Буден, был предшественником импрессионистов.
В книге Ж.-П. Креспеля рассказывается о повседневной жизни художников, писателей, актеров, жизнь и творчество которых были неразрывно связаны с Монмартром, этим легендарным уголком Парижа. Помимо затейливых историй из жизни знаменитостей, среди которых — Пикассо, Утрилло, Аполлинер и другие, читатель узнает о чудаках и оригиналах, населявших Монмартр и внесших свою лепту в создание его легенды.
Эта книга посвящена повседневной жизни Монпарнаса, одного из знаменитейших районов Парижа, в самую яркую его эпоху - с 1905 по 1930 годы. В те времена здесь жили и творили, то погибая от нищеты, то утопая в роскоши, такие прославленные писатели и художники, как Аполлинер, Хемингуэй, Модильяни, Пикассо, Шагал и многие другие. Читатель узнает о том, как отапливались и чем украшались их жилища, каково было их отношение к вину и умывальным принадлежностям, как они добывали средства к существованию, ходили в гости, шутили, сплетничали и устраивали потасовки.
Для истории русского права особое значение имеет Псковская Судная грамота – памятник XIV-XV вв., в котором отразились черты раннесредневекового общинного строя и новации, связанные с развитием феодальных отношений. Прямая наследница Русской Правды, впитавшая элементы обычного права, она – благодарнейшее поле для исследования развития восточно-русского права. Грамота могла служить источником для Судебника 1497 г. и повлиять на последующее законодательство допетровской России. Не менее важен I Литовский Статут 1529 г., отразивший эволюцию западнорусского права XIV – начала XVI в.
Гасконе Бамбер. Краткая история династий Китая. / Пер. с англ, под ред. Кия Е. А. — СПб.: Евразия, 2009. — 336 с. Протяженная граница, давние торговые, экономические, политические и культурные связи способствовали тому, что интерес к Китаю со стороны России всегда был высоким. Предлагаемая вниманию читателя книга в доступной и популярной форме рассказывает об основных династиях Китая времен империй. Не углубляясь в детали и тонкости автор повествует о возникновении китайской цивилизации, об основных исторических событиях, приводивших к взлету и падению китайских империй, об участвовавших в этих событиях людях - политических деятелях или простых жителях Поднебесной, о некоторых выдающихся произведениях искусства и литературы. Первая публикация в Великобритании — Jonathan Саре; первая публикация издания в Великобритании этого дополненного издания—Robinson, an imprint of Constable & Robinson Ltd.
Книга посвящена более чем столетней (1750–1870-е) истории региона в центре Индии в период радикальных перемен – от первых контактов европейцев с Нагпурским княжеством до включения его в состав Британской империи. Процесс политико-экономического укрепления пришельцев и внедрения чужеземной культуры рассматривается через категорию материальности. В фокусе исследования хлопок – один из главных сельскохозяйственных продуктов этого района и одновременно важный колониальный товар эпохи промышленной революции.
Спартанцы были уникальным в истории военизированным обществом граждан-воинов и прославились своим чувством долга, готовностью к самопожертвованию и исключительной стойкостью в бою. Их отвага и немногословность сделали их героями бессмертных преданий. В книге, написанной одним из ведущих специалистов по истории Спарты, британским историком Полом Картледжем, показано становление, расцвет и упадок спартанского общества и то огромное влияние, которое спартанцы оказали не только на Античные времена, но и на наше время.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В 403 году до н. э. завершился непродолжительный, но кровавый период истории Древних Афин: войско изгнанников-демократов положило конец правлению «тридцати тиранов». Победители могли насладиться местью, но вместо этого афинские граждане – вероятно, впервые в истории – пришли к решению об амнистии. Враждующие стороны поклялись «не припоминать злосчастья прошлого» – забыть о гражданской войне (stásis) и связанных с ней бесчинствах. Но можно ли окончательно стереть stásis из памяти и перевернуть страницу? Что если сознательный акт политического забвения запускает процесс, аналогичный фрейдовскому вытеснению? Николь Лоро скрупулезно изучает следы этого процесса, привлекая широкий арсенал античных источников и современный аналитический инструментарий.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.