Повседневная жизнь греческих богов - [63]

Верить в богов — социальная практика

Почитать, следуя традициям, богов, отправлять религиозный культ: это в высшей степени практичный способ «верить», когда боги прославляются в эпических поэмах, в песнях, на церемониалах гражданственности, равно как и на церемониях «набожности», система ценностей, которая заставляет почитать предков, мертвых, страждущих в равной степени, что и божественные силы, гарантирующие общественный и религиозный порядок. Не «верить в богов» в этом смысле означало исключить себя из общества, впасть в безумие, отдаться пагубным излишествам. Миф о различии рас заставлял смертных, принадлежащих к богатой прослойке, расписывать драму неверия, трагедию безумца, который не «верил в богов». Жизнь этих несчастных начиналась с биологических бед: отсталые в своем развитии дети, до старости не выпускающие из рук юбку матери, боязливые, инфантильные. Когда же, наконец, они взрослеют, то предаются излишествам и отказываются поклоняться бессмертным, или приносить жертвы на святых алтарях блаженных по закону людей, живущих на этой земле. Выход один — похоронить их, зарыть в землю, заставить исчезнуть.

В городе, в его юрисдикции, неверие расценивается как преступление против общества. Конечно, существуют безобидные нарушения закона, за них полагаются штрафы, они предусмотрены уставом, выгравированным на камне, установленном у входа в святилище. Но если гражданин, который возведен в общественный духовный сан или священнослужитель, посвященный в таинства, уличен в преступной небрежности, его будут преследовать за преступление неверия. Особенно, когда дело касается жертвоприношений, посвященных прародителям, и церемоний мистерий, подобных тем, что проводились в Элевсине близ Афин. Процедура та же, что применялась во времена революций, называемая «по срочному сообщению» — дело рассматривалось в суде. Не «воздавать богам» положенных почестей считалось нанесением ущерба городу, угрозой самому его существованию. Благодаря Анаксагору, а также метафизикам, спорящим о движении небесных тел и о происхождении богов; благодаря Сократу, обвиненному в непочтении к городским богам, «вера в богов» превратилась для интеллектуального меньшинства «верой в существование богов». Атеист перестал быть несчастным, прозябающим и «покинутым богами», подобно Эдипу в его безысходном одиночестве. Софисты объяснили неверующему, что боги — всего лишь артефакт, что политика — всего лишь искусство, и, внося свой вклад в составление трактата о богах, о культуре и языке, они предоставили Платону возможность сделать первую попытку доказательства существования богов. Но город, даже в эпоху позднего эллинизма, никогда не требовал ни от кандидата в магистрат, ни от стремящегося получить гражданство — исповедовать веру в существование богов. Город останется верен несомненности богов и порядку литургии жертвоприношений и празднеств, в которых верования никогда не отделяются от практической жизни, и члены социальной группы верят в городских богов, поскольку приносят им жертвы, посещают их храмы и признают их присутствие во всех проявлениях социальной и религиозной жизни. Это значит, что речь идет не об осязании невидимого, превращающегося в credo, и никто не обращается и не старается никого обратить в веру городских богов. Только гражданское чувство открывает дорогу к алтарям и, соответственно, регулярная практика жертвоприношений питает ежедневное отправление гражданственности.

В городах греческого мира любили хорошо поесть: мясо и злаки занимали главное место в пищевом рационе, еще большее значение придали им алтари с жертвоприношениями. Безусловно, грекам доводилось и даже почти каждый день, особенно при скромных доходах, есть свой хлеб с рыбой, кальмарами, сепией, дарами моря, так же как и с оливками и луком. Но для этого народа, коротко знакомого с морем, ни один обитатель соленой морской воды не играл на алтарях такой важной роли, как земные продукты, точнее теплокровные животные, привилегированной пищи людей и богов. Сам Посейдон, властитель морей, наслаждался запахом гекатомб из ягнят и быков; единственная рыба, которая имела доступ к алтарям, но в совершенно исключительных случаях, — это тунец, исходящий кровью, которая так напоминает ту, что лилась из домашних животных, зарезанных прежде, чем попасть в пространство святилища. На взгляд других народов — например, египтян, о которых упоминает Геродот и которым противно было до тунцов дотрагиваться, — три инструмента определяют сервировку греческого стола, предметы которого используются и для жертвоприношений вообще: нож, вертел и котел. Нож, чтобы кровь жертвы брызнула на алтарь, чтобы разрезать туши на части, а потом на куски; вертел, чтобы зажарить на пламени внутренности, которые первое время съедали вместе приносящий жертву и его близкое окружение; наконец, котелок, чтобы сварить остатки мяса, в кипящей воде или на медленном огне, прежде чем распределить между более широким крутом гостей. Жертвоприношение не должно было ни в коем случае походить на убийство: одомашненная жертва давала согласие, нож, спрятанный в зерне, насыпанном в корзину, вонзался в нее незаметно, только такое смягченное насилие позволяло людям вместе с богами поедать животных, достаточно близких к людям — «поедателям хлеба».