Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения - [79]

Алчные церковники стремились нахапать столько бенефициев, что физически не могли справляться со всеми своими обязанностями. Лучшие из них нанимали вместо себя бедных священников. В университете все честные магистры были против совмещения пребенд: один священник — одна церковь.

Видные члены университета могли оказывать некоторое покровительство бедным, но прилежным студентам. Людовик Святой наградил одного студента пребендой Сен-Кантен в Вермандуа, потому что тот занимался даже по ночам.

Робер де Сорбон в молодости был одним из бедных школяров, перебивавшихся в Париже милостыней в надежде получить по завершении учения бенефиций. Упорство и самоотверженность принесли свои плоды: он был рукоположен в священники, стал доктором богословия и каноником в Камбре. Его проповеди имели такой успех, что Людовик Святой сделал его сначала своим капелланом, а потом духовником.

Жан Шарлье родился в Жерсоне в 1363 году в крестьянской семье. Он был старшим из двенадцати детей. Родители дали ему религиозное воспитание, а монахи из Реймсского монастыря Святого Реми отметили его блестящий ум. Его отправили в Париж, где он получил стипендию в Наваррском коллеже, куда принимали студентов из Шампани. Проучившись после получения степени магистра искусств еще 11 лет, Жерсон стал в 1392 году доктором богословия и преподающим профессором, хотя еще пятью годами ранее стал обладателем ученой степени, позволявшей преподавать и тем зарабатывать на жизнь. Параллельно он получил бенефиции как священник: приход в Шампо-ан-Бри, пребенду декана капитула церкви Сен-Донатьен в Брюгге; в 1395 году он стал каноником собора Парижской Богоматери и был избран канцлером университета. Однако он не мог провести в университете реформы, которые считал необходимыми, и в 1399 году подал в отставку. Через два года его покровитель герцог Бургундский уговорил его вновь взять на себя обязанности профессора и канцлера. Кроме того, Жерсон был популярным проповедником.

Московская Славяно-греко-латинская академия выпускала широко образованных служителей Церкви. Однако лишь немногим ученикам, поступившим в академию, удавалось ее окончить. Школ тогда имелось мало, а потребность в грамотных людях была велика.

«А таковой малости школьников, что в высших школах, наипаче в философии и богословии, причина, что до тых школ мало доходят, понеже иным посылаемы бывают в Санкт-Петербург для обучения ориентальных диалектов, и для Камчадальской экспедиции, иным в Астрахань для наставления Калмыков и их языка познания, иным в Сибирскую губернию и… в Оренбургскую экспедицию… иныи же берутся и в Московскую типографию, и в Монетную Контору, многий же и бегают, которых и сыскать невозможно, — сетовал в 1735 году ректор академии архимандрит Стефан. — А самое же главное, что те ученики, которые, закончив фару, инфиму, грамматику, синтактику, поступают уже в пиитику, риторику и философию и покажут себя с хорошей стороны, их тут же берут в московские госпитали учениками».

Как уже было сказано, в Европе лечением больных занимались три категории врачевателей: доктора, обучавшиеся в университетах и имевшие ученую степень (их было мало, и их клиентуру составляли аристократы и богатые горожане), хирурги, усвоившие свое ремесло опытным путем, и аптекари. Доктора принадлежали к высшей касте (в XVII веке их было две сотни на всю Францию); хирурги и аптекари состояли в ремесленных цехах и лечили от всех болезней. До 1686 года хирурги находились в одной корпорации с цирюльниками, и их самолюбие от этого страдало. Аптекари до 1777 года считались коллегами торговцев пряностями, поскольку пряностям приписывали целебные свойства; во Франции первая школа фармацевтов появилась только в 1756 году.

Феликсу Платтеру отец советовал «особенно тщательно изучать хирургию, поскольку в Базеле большое количество врачей, и я никогда не смогу бороться с ними, если не выкажу выдающихся познаний, я, сын бедного школьного учителя, тогда как другие принадлежали к богатым семействам с хорошими связями». Еще бы: в маленьком, пусть и университетском городе практиковали целых 17 врачей: одни уже имели докторскую степень, другие скоро должны были ее получить. Однако количество не означает качество: у одного доктора совсем не было клиентуры, двум другим пришлось уехать, третий сам, как умел, приготавливал пациентам снадобья, настоящих специалистов не ценили. Аптеки приходили в упадок: лекарств заказывали мало, рецепты писали на немецком, а не на латыни; врачи только и умели, что прописывать слабительное — александрийский лист, корень солодки — и не знали рецептов Монпелье. Два молодых врача даже переборщили со слабительным: один уморил пациента, другой сам чуть не умер. Узнав об этом, Феликс, выпускник Монпелье, ободрился в надежде внедрить в Базеле неведомые его коллегам методы врачевания: клизмы, топические (локального действия) лекарства, микстуры…

Теодор Троншен (1709–1781), получивший в 1730 году докторскую степень за диссертацию по гинекологии, сначала поселился в Амстердаме, где стал председателем медицинской коллегии и инспектором больниц. Штатгальтер предложил ему место своего лейб-медика, однако Троншен откликнулся на зов соотечественников и вернулся в 1750 году в родную Женеву, где читал курс анатомии в Академии медицины. Он посвятил себя борьбе с предрассудками и пропаганде оспопрививания и гигиены. Цари и короли наперебой заманивали его к себе, но Троншен отклонял самые блестящие предложения и оставался в Женеве.