Повседневная жизнь Древней Руси - [15]

И для нас нестыковка дат — вовсе не аргумент для пересмотра датировок летописи. Пустословные (ученые говорят в таких случаях — «спекулятивные») рассуждения, модные в публицистике, не принимаются во внимание академической наукой. Взыгравший в нас при взгляде на эти даты здравый смысл лишь подталкивает к более тщательному изучению текста источника. И мы, как вы вскоре убедитесь, преуспеем! Наука победит и поставит всё на свои места.

Летописи

Великие историки XIX века, начиная с Н. М. Карамзина и С. М. Соловьева, писали о деятельности первых русских князей исключительно по «Повести временных лет»[9] (и нескольким плохо согласующимся с ней иностранным текстам). Составленная как минимум через 168 лет после начала «устроения» Руси Ольгой, она сообщала, разумеется, сведения легендарные (ведь записей с датами на Руси в X веке не велось). Почти все они имели яркие признаки устной передачи. Но когда эти устные сказания были созданы и когда записаны?

Одно дело — рассказы участников событий, их свидетелей или хотя бы современников. Другое — их поэтическое описание в сказках, былинах и бывальщинах. Устная традиция, как мы знаем, может быть очень точной и устойчивой. Например — исландские саги, прекрасно передававшие устные сведения о великом множестве реальных героев с детализацией их поступков и даже передачей прямой речи. Записывать их начали в XIII веке, а в рассказах шла речь о событиях даже X века — причем с множеством деталей. Такое возможно в замкнутом обществе, где круг действующих лиц ограничен, а рассказ ведется в среде их родичей и потомков. Бытовали ли столь точные рассказы на Руси? Этого, изучая «Повесть временных лет», нельзя было сказать.

Историки лишь предполагали, что в среде княжеских воинов-дружинников какие-то рассказы передавались подобно сагам. Но какие именно и подобно каким сагам? В более многолюдном обществе древней Скандинавии королевские саги были далеко не так точны, как исландские (при родстве их создателей по крови, языку и культуре). Они были переполнены фантастическими сюжетами и служили политическим целям менявшихся правителей.

«Повесть временных лет» не менее явно служила династии Рюриковичей, вплоть до того, что лишь в исключительных случаях упоминала их соперников во власти из других родов. Это рвение прославлять династию было даже чрезмерным в начале XII века, когда потомки легендарного Рюрика (кем бы он ни был) правили уже во всех крупных городах Руси. Правда, и здесь нужно уточнение: во всех городах, упоминаемых в летописи. Археологи с большим удивлением обнаруживают довольно многолюдные города-крепости, вроде Сурского городища в Пензенской области, с большим для Древней Руси населением в 10 тысяч человек, которые в летописи не упоминаются вообще! Не упоминаются летописцами и многочисленные русские князья не Рюрикова рода, кроме тех, кого Рюриковичам «пришлось» убить: киевские князья Аскольд и Дир, полоцкий князь Рогволод. О существовании других мы знаем по приведенным в «Повести временных лет» договорам Руси с Империей ромеев, восточным и западным источникам.

По политической ангажированности «Повесть временных лет» не уступает королевским сагам. Она, пожалуй, превосходит их настолько же, насколько в политическом и культурном плане Древняя Русь опережала Скандинавию. Там и первые хроники возникли на сто лет позже, чем Начальная летопись на Руси, на рубеже XII–XIII веков (в Дании), и даже на 250 лет позже «Повести временных лет» (в XIV веке в Швеции). Но понимать тенденциозность летописца — одно, а исследовать эту тенденцию — совсем другое. Для этого необходимо знать историю текста летописи, видеть вносимые в нее изменения.

Этой возможности великие историки, во многом сформировавшие наше представление о «начале Руси», не имели. Они знали об отличиях ранних новгородских летописей от «Повести временных лет». Но отбрасывали их, полагая новгородские тексты сокращенными и искаженными, — ведь в них действительно меньше точных дат, а ряд событий и имен сравнительно с «Повестью» меняется местами. Эти изменения мы далее рассмотрим — ведь до нашего времени остаются историки, полагающие, будто новгородские летописи, а не составитель «Повести», искажали сведения о реальных событиях.

Однако в конце XIX века выдающийся филолог академик А. А. Шахматов установил, что именно с помощью новгородских летописей можно понять раннее развитие русского летописания. Полностью сопоставив и научно издав сравнение текстов Новгородской I летописи и всех известных на то время древнерусских летописных сводов, Шахматов доказал, что «Повести временных лет» предшествовали более древние летописные тексты. Он точно определил множество источников «Повести» и новгородской летописи, но самое важное — восстановил текст Начальной летописи конца XI века[10], — главного источника, с которым работал в начале XII века летописец Нестор (или иной монах-составитель «Повести временных лет»)[11].

Метод Шахматова трудоемок. Он состоит в пословном, даже побуквенном сравнении всех списков одного произведения с целью выяснить их взаимодействие во времени и понять, какой список от какого (прямо или через несохранившиеся рукописи) произошел. Характер изменений говорит о том, что перед нами список (копия, конечно же содержащая ошибки и исправления); или сознательно переделанная, содержащая смысловые поправки редакция; или случайно накопивший множество изменений извод одного памятника.