Повседневная жизнь британского парламента - [3]
Центральный зал — место для общения; весь день он гудит как улей, а поздно вечером в нем темно и пусто. Здесь постоянно толпятся люди, приехавшие со всей страны, чтобы попытаться «лоббировать» своих депутатов по какому-либо вопросу, касающемуся, например, здравоохранения или повышения стипендий. При входе им выдают зеленую карточку, в которую они вписывают имя своего представителя в парламенте, собственные имя и адрес и указывают цель своего посещения. Посыльные во фраках расхаживают с карточками по палате общин, пока не отыщут нужного депутата. Это не самый быстрый способ связаться со своим представителем, который может или застрять в каком-нибудь комитете, или дожидаться своей очереди, чтобы задать вопрос министру, или произносить речь в палате. Другие люди приходят, заранее условившись о встрече, и во время ожидания развлекают себя тем, что высматривают в толпе известные лица.
По коридору из Центрального зала попадаешь в зал ожидания (лобби) палаты общин, куда в часы работы палаты открыт доступ публике. Именно сюда депутаты приходят поговорить, здесь они встречаются с журналистами газет, радио и телевидения, получают корреспонденцию и официальные бумаги, заходят в кабинеты парламентских представителей разных партий или направляются в зал заседаний по арочному переходу, поврежденному во время бомбардировки 1941 года. По обе стороны от входа стоят статуи погруженного в раздумья Уинстона Черчилля и Дэвида Ллойд Джорджа. Напротив них можно увидеть бронзовое изображение Клемента Эттли и пустой постамент, ожидающий, вероятно, еще одного премьер-министра XX века.[2]
Зал палаты общин был восстановлен после авианалета 1941 года как можно ближе к плану Бэрри; он вмещает только 437 членов парламента. Черчилль в особенности настаивал на сохранении маленького, уютного зала, в котором — что правда, то правда — легко говорить, даже когда он пуст. В отличие от многих других парламентских залов, имеющих форму полукруга, этот разделен на две части, расположенные друг против друга. Это связано с тем, что изначально палата общин заседала в часовне Святого Стефана. Монахи сидели на двух рядах скамей по обе стороны от алтаря, и такое расположение не изменилось, когда в XVI веке их сменили депутаты палаты общин. Считается, что это отвечает духу соперничества, свойственному британской политической жизни.
По крайней мере с 1663 года господствующим цветом в палате общин является зеленый, хотя, возможно, эта традиция восходит еще к Тюдорам, чьими цветами были зеленый и белый. Так что депутаты сидят, а то и полулежат на зеленых скамьях, причем их поведение удивительно похоже на манеры их предшественников из прежних столетий. Сегодняшний депутат порой откидывается назад — не для того чтобы вздремнуть, а чтобы прижаться ухом к усилителю, вделанному в спинку скамьи, и расслышать сквозь шум, что говорится. По обе стороны зеленой ковровой дорожки идут две красные полосы. Это своего рода разделительный барьер, указывающий на то, что споры следует улаживать в ходе обсуждения, а не на поединках. Последние дуэли в палате произошли в 1779 году, между Уильямом Адамом и Чарльзом Джеймсом Фоксом, и в 1780 году, между Уильямом Фуллертоном и лордом Шелбурном, однако суровое внушение, сделанное забиякам спикером Лоутером, положило этому конец. Традиция выяснять отношения на дуэли не во всем согласуется с фактами, поскольку даже в те времена депутатам не позволялось входить в помещение палаты со шпагами. В гардеробе для членов палаты до сих пор на каждом крючке есть розовая петелька, в которую можно было вставить шпагу!
В центре палаты находится кресло спикера, сделанное из черного дерева, — подарок из Австралии. Теперь кресло постоянно остается в палате, хотя до 1834 года спикер имел право забрать его с собой, когда уходил в отставку. Нынешнее кресло относится к мебели, подаренной парламенту разными странами, входящими в Британское Содружество, после Второй мировой войны; в число подарков входят также ящики для официальных бумаг из Новой Зеландии, кресло парламентского пристава с Цейлона (ныне Шри-Ланка) и три секретарских кресла из Южной Африки.
За креслом спикера, возвышаясь над ним, расположена галерея для прессы: она набита битком, когда на вопросы депутатов отвечает премьер-министр и во время начала важнейших дебатов, в другое время там меньше людей, а после 4 часов дня она практически пустует. Напротив галереи для прессы находится галерея для публики. Передние ее ряды занимают пэры и «почетные гости»; эта галерея также бывает полна во время важных дебатов и «парламентских часов». Посетитель должен получить билет — либо выстояв очередь, либо договорившись с каким-нибудь депутатом. Билеты на дебаты по бюджету или на внеочередное заседание — своего рода золотой песок: за членами парламента, у которых они есть в наличии, гоняются их коллеги в отчаянной попытке раздобыть пропуск для своих гостей. На галерее всегда сидит хотя бы один слушатель, хотя поздно вечером, когда обсуждаются рутинные вопросы, депутаты нередко в недоумении поглядывают вверх, спрашивая себя, что держит тут этого чудака.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
Новая искренность стала глобальным культурным феноменом вскоре после краха коммунистической системы. Ее влияние ощущается в литературе и журналистике, искусстве и дизайне, моде и кино, рекламе и архитектуре. В своей книге историк культуры Эллен Руттен прослеживает, как зарождается и проникает в общественную жизнь новая риторика прямого социального высказывания с характерным для нее сложным сочетанием предельной честности и иронической словесной игры. Анализируя этот мощный тренд, берущий истоки в позднесоветской России, автор поднимает важную тему трансформации идентичности в посткоммунистическом, постмодернистском и постдигитальном мире.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.
Н.Ф. Дубровин – историк, академик, генерал. Он занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примкнул ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов ученого был весьма обширен. Данный исторический труд автора рассказывает о событиях, произошедших в России в 1773–1774 годах и известных нам под названием «Пугачевщина». Дубровин изучил колоссальное количество материалов, хранящихся в архивах Петербурга и Москвы и документы из частных архивов.
В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.
Отмечаемый в 2007 году 170-летний юбилей российских железных дорог вновь напоминает о той роли, которую эти пути сообщения сыграли в истории нашего государства. Протянувшись по всей огромной территории России, железные дороги образовали особый мир со своим населением, своими профессиями, своей культурой, своими обычаями и суевериями. Рассказывая о прошлом российской железки, автор книги Алексей Вульфов — писатель, композитор, председатель Всероссийского общества любителей железных дорог — широко использует исторические документы, воспоминания ветеранов-железнодорожников и собственные впечатления.
Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства.
«Руси есть веселье питье, не можем без того быти» — так ответил великий киевский князь Владимир Святославич в 988 году на предложение принять ислам, запрещавший употребление крепких напитков. С тех пор эта фраза нередко служила аргументом в пользу исконности русских питейных традиций и «русского духа» с его удалью и безмерностью.На основании средневековых летописей и актов, официальных документов и свидетельств современников, статистики, публицистики, данных прессы и литературы авторы показывают, где, как и что пили наши предки; как складывалась в России питейная традиция; какой была «питейная политика» государства и как реагировали на нее подданные — начиная с древности и до совсем недавних времен.Книга известных московских историков обращена к самому широкому читателю, поскольку тема в той или иной степени затрагивает бóльшую часть населения России.
В XVIII веке в России впервые появилась специализированная служба безопасности или политическая полиция: Преображенский приказ и Тайная канцелярия Петра I, Тайная розыскных дел канцелярия времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, Тайная экспедиция Сената при Екатерине II и Павле I. Все они расследовали преступления государственные, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности. Однако борьба с государственной изменой, самозванцами и шпионами была только частью их работы – главной их заботой были оскорбления личности государя и всевозможные «непристойные слова» в адрес властей.