Поворот налево - [8]

– Не могу устоять. И как именно мы это сделаем? Оденемся в черное и совершим кражу со взломом?

Она загадочно улыбнулась:

– Подождите и все увидите.

Боже, а она прелестна! Ее глаза были огромными и голубыми, ее ресницы – до абсурда длинными и черными. Ее взъерошенные волосы были темно-медового цвета, а рот выглядел так, словно весь день говорил правильные вещи, зато ночью шептал непристойности.

Уже давно женщины не казались ему загадочными. Но сейчас этому не мешали даже ее смешной передник и окружение из чокнутых старух, у которых были сомнения относительно его сексуальных подвигов.

Джо удивился своей симпатии к ней. Наверное, это из-за того, как она пахнет, из-за имбиря и корицы. Пожалуй, так должно было пахнуть домашнее печенье его бабушки, если бы его бабушка не была вечно занята, выигрывая теннисные турниры в своем загородном клубе. В одном он был уверен: он хотел провести какое-то время в компании этой женщины, ее помешанных на сексе тетушек и ее бутербродов с огурцом.

Когда Монткриф вернулся в гостиную, чтобы собрать оставшиеся тарелки, там уже никого не было. Он взял тарелку и чашку мисс Тревельен. Она аккуратно свернула салфетку и не уронила мимо ни крошки, но, несмотря на это, она обокрала хозяйку прямо у него на глазах.

На обратном пути ему в голову пришла неожиданная мысль. Тетушка с волосами как сахарная вата сказала, что они открыли двери и объявили всех исцелившимися, когда санаторий закрыли.

– А мисс Тревельен тоже была пациенткой доктора Бивера? – спросил он, возвращаясь на кухню.

Эмили не спешила с ответом, раскладывая маленькие рассыпчатые печенья на старинном блюде.

– Санаторий Бивертона уже давно закрыт, – сказала она наконец.

Джо еще больше зауважал девушку за такую преданность; кроме того, уже само ее нежелание говорить ответило на его вопрос.

– А местные представители закона знают о маленьком хобби мисс Тревельен? Жемчужные бусы у нее на шее стоят целое состояние.

Эмили с удивлением посмотрела на него:

– Вы разбираетесь в женских украшениях?

– Я о многом знаю по чуть-чуть. Так что? Знают?

– Послушайте, Джо, семья мисс Тревельен была очень богата. Этот жемчуг уже много поколений хранится в семье. Она не воровка.

– Просто местная клептоманка, которую не долечили, когда закрыли психушку?

Она сжала губы.

– Не надо, – сказал он. – Не говорите. Можете ответить все, что угодно.

– Не могу, вы же постоялец.

– Поверьте, ничего из того, что вы можете сказать, не заставит меня убежать на ночь глядя. Мне здесь нравится. И мне любопытно.

– Ладно. Санаторий не был психушкой, и вообще это совершенно бестактное слово.

– Бьюсь об заклад, ваша тетушка Олив думает иначе. Я сам слышал, как она всех жителей города называла психами.

Эмили развернулась и с вызовом посмотрела на него.

– Тетушке Олив восемьдесят три года, и воспитали ее в суровые годы. У нее есть оправдание.

– Хорошо, я никому, кроме вас, не буду говорить про психушку.

– Идет. – Она хотела уже отвернуться, но передумала. – Джо, Бивертон – очень необычное место. Едва ли существует еще один такой город. Люди здесь помогают друг другу и по большей части живут счастливо в гармонии с миром и окружающими. Мы знаем соседей по именам и стараемся ладить.

– Так вы хотите сказать, что весь город населен сумасшедшими?

– Конечно, нет. И что за противное слово! Я просто хочу сказать, что некоторые горожане немного эксцентричны.

Он прищурился.

– Что вы вкладываете в слово «эксцентричный»?

– Я лишь советую вам смотреть на вещи шире.

– Кроме вас, единственной нормальной женщиной мне показалась француженка.

– Хм. Мадам Диор?

– Да, темненькая дама с парижским акцентом, которая пришла вместе с клептоманкой.

– Настоящее имя мадам Диор – Дороти Вудроу, и ее французский – это то, чего она понахваталась из фильмов и песен Эдит Пиаф. Дороти увидела Катрин Денев в рекламе Дома Диор и вообразила себя француженкой.

Джо тихонько стукнулся лбом о стену.

– Да ладно вам, не так все плохо. До этого она воображала Эву Габор. – Эмили хмыкнула при воспоминаниях. – Тогда ее акцент очень быстро всем надоел.

– Хорошо, – сказал он. – Скажите мне самое худшее. Какой ген безумия течет в ваших венах?

Она слегка покраснела.

– Я прошу вас подбирать слова.

– Не увиливайте. Попробую угадать. – Джо взял яблоко и впился в него зубами. Он проголодался, так как затратил больше калорий, когда жевал крохотные бутерброды, чем получил от них в итоге. – Ваш дед думал, что он Наполеон, а ваша бабушка решила, что она – Франция и сдалась на милость императора.

Эмили закатила глаза и вернулась к уборке.

– А нет, я понял! Она была его сиделкой. Или он был медбратом. Я стараюсь подбирать слова, – сказал Джо, когда она посмотрела на него так, словно готова была ударить поварешкой. – И… и… – Он не мог думать, ведь она смотрела на него так, как, должно быть, смотрела Ева на Адама. И от нее так же сильно пахло корицей и еще бастром[4]. Эмили была соблазнительным сочетанием сексуальности и домашнего уюта. – Они решила поиграть в ясли?

– Не угадали.

– Но ведь теплее? Наконец она сдалась.

– Моя бабушка была здесь управляющей.

Он перестал жевать и удивленно посмотрел на нее.